Финансовая сфера

Банковское обозрение


  • Прикладное стресс-тестирование: о том, как будет хуже, а затем станет лучше
09.02.2015 Разговоры финансистовИнтервью

Прикладное стресс-тестирование: о том, как будет хуже, а затем станет лучше

Об уровне кредитования, игроках, заемщиках, ситуации с фондированием, кризисе и безработице на страницах «Б.О» рассуждали Андрей Гулецкий, вице–президент, директор департамента анализа рисков ВТБ24, и Эльман Мехтиев, советник президента АРБ


 

 

Эльман Мехтиев: Здравствуй, Андрей! Спасибо, что откликнулся и пришел… Чай или кофе?

Андрей Гулецкий: Здравствуй! Чай… и обещанный завтрак!

Эльман Мехтиев: Замечательно! Еще раз спасибо, что нашел возможность прийти и поговорить… За годы совместной работы ты много раз на заседаниях правления (GE Money) банка рассказывал не только, что произошло или происходит с качеством кредитного портфеля и почему, но всегда давал свое собственное видение того, что будут дальше и как нам добиться улучшения, даже несмотря на то, что весь рынок идет в противоположном направлении… И поэтому сейчас, когда ситуация очень и очень непростая, хотел бы обсудить с тобой, чего стоит ожидать от рынка, от банков и от заемщиков

Андрей Гулецкий: Спасибо за предложение, давай попробуем…

Эльман Мехтиев: Всегда, когда приходит непознанное, мы стараемся понять, что это, и, даже не разобравшись до конца, пытаемся, прежде всего, использовать ранее накопленный опыт, свой или чужой, неважно… Летом 2012-го, когда после твоего анализа руководством ДжиИ Мани Банка было принято решение ограничить уровень одобрения заявок 12%, многие наши коллеги по рынку крутили пальцем у виска и продолжали работать, по крайней мере, в том же режиме, что и раньше… Сейчас эти же банки, которые так тогда оценивали консервативный подход к рискам, говоря про такой уровень одобрения кредитов, представляют 5% как достижение. Очень многие вещи поменялись, поэтому я хотел бы узнать твой взгляд на то, будут ли работать те «антикризисные меры», которые в 2008–2009 годах, хоть и с опозданием, но осуществлялись розничными банками, или нет? Стоит ли ожидать кардинальных изменений? На что можно надеяться? Что можно ожидать от регулятора? Какие будут решения?

Андрей Гулецкий: Ситуация действительно очень непростая. Если коротко, то динамика процесса будет такова: вначале станет хуже, потом когда-то лучше. Вопрос о том, «когда станет лучше», я бы пока его вынес за скобки. Пока поговорим о том, что и как именно станет хуже, насколько долго это может продолжаться... Сейчас на рынке период прикладного стресс-тестирования. По правилам, банки должны с какой-то периодичностью подготавливать стресс-тесты — показывать правлению, совету директоров, по запросу ЦБ направлять им эту информацию…. Но сейчас каждодневная работа — это, по сути дела, стресс-тестирование, и не в теории, а в жизни. Есть несколько процессов, которые требуют структурного понимания. Например, неопределенность на рынке фондирования. В новейшей России никогда не было длинных денег, но сейчас их стало еще меньше… в том числе и регулятор управляет ситуацией через предоставление ликвидности, то есть с целью стабилизации курса рубля ограничивает доступность денежных средств. Это первая тема: если банк выдает кредит, допустим, на два года (эффективный срок — год), а фондирует этот кредит семидневными деньгами, то понятно, что ему 52 раза этот остаток кредита нужно зафондировать. Вопрос: ну хорошо, сегодня деньги стоят 17% (1), сколько они будут стоить через неделю? Сколько они будут стоить через две недели? И так далее. То есть это весьма большой процентный риск.

Эльман Мехтиев: То есть первым по значимости для конкретного банка является даже не общее ухудшение ситуации, а именно ситуация с фондированием?

Андрей Гулецкий: Да. Если у банка есть амбиции кредитовать на таком рынке, то это первый вопрос, который нужно решить. Двигаясь дальше, второй вопрос, который нужно понять в розничном кредитовании, — это ситуация с доходами и расходами физических лиц. Начинаем с расходов — продолжает расти инфляция. И если смотреть на структуру этого роста, то не секрет, что продуктовая инфляция растет быстрее средней инфляции. Если смотреть на инфляцию, то она действует асимметрично: она задевает, в первую очередь, малообеспеченные слои. Есть теория потребностей — пирамида Маслоу: в основании food и shelter, а дальше обязательства, в том числе кредитные платежи. В начале — еда и крыша над головой, затем все остальное. Вот эти основные темы сейчас сильно дорожают. Поэтому с расходами ситуация не очень понятная, и свободно располагаемые остатки падают. Официальная статистика здесь не поможет, так как она очень сильно опаздывает… То есть здесь нужно самому какие-то консервативные предположения делать. Третий вопрос — с доходами. С доходами надо смотреть на две переменные: первая — это уровень безработицы, а вторая — сами доходы. Уровень безработицы пока, можно по столу постучать, расти не начал, но понятно, что когда-то начнет. В целом ситуация с безработицей в России сильно плохой не станет, потому что работоспособное население, как минимум, не растет. Но, безусловно, «стрессы» у предприятий будут, поэтому людям, которые хотят сохранять работу, нужно будет, условно, постараться как-то «двигаться». Эта история себя еще не отыграла, она по большому счету, еще даже не началась. И еще одна тема — что будет с теми, кто работу все-таки потеряет? Как ни грустно звучит, но в прошлый кризис была почти 100%-ная корреляция между теми, кто потерял работу, и теми, кто попал в дефолт. В этот кризис будет, скорее всего, та же история, потому что ситуация со сбережениями у населения тоже не очень хорошая… Недавно было опубликовано исследование, которое показывает, что население начало проедать свои сбережения. Есть, правда, и то, что называется silver lining. У экономистов есть такая шутка, что инфляция — это третий работник в семье. Понятно, что кредитные платежи — фиксированные, а доходы, если они растут, хотя бы с процентом инфляции, размывают кредитные платежи. На практике всегда при росте инфляции есть разрыв во времени, когда продукты уже подорожали, а зарплата еще не выросла. В нынешней ситуации продолжительность этого разрыва во времени не очень понятна. За какими-то небольшими исключениями прибыльность предприятий падает. То есть в теории — да, когда-то инфляция должна привести к номинальному росту зарплат, а на практике — непонятно откуда взять на это деньги. Соответственно, собрав это понимание вместе, можно выстроить набор мер, которые отвечают каждому разворачивающемуся процессу. Разумеется, это все актуально, если есть амбиции кредитовать.

Эльман Мехтиев: Ты затронул сразу несколько тем. Я бы хотел уточняющий вопрос задать. Первое: в прошлый кризис, будем говорить про 2008–2009 годы, сначала было увеличение платежей, то есть эффект был обратный: в некоторый короткий период заемщики, физические лица платят лучше, потом наступает дефолт. Вопрос: повторится ли такая ситуация? Есть какие-то ожидания? Второй: по поводу предприятий. Вчера как раз в Ассоциации российских банков на эту тему очередной раз дискутировали с банками. Как работает Ассоциация? Приходит запрос от банка. И ты к ним обращаешься и говоришь: а чем вы свой запрос обоснуете? Так вот, одна из тем, которую мы вчера обсуждали, это прогноз дефолтности предприятий, и, соответственно, что нужно делать с ключевой ставкой? Если сделать ретроспективный анализ за первое полугодие прошлого года и промоделировать эффект от изменения процентных платежей в связи с ростом ключевой ставки до 17%, то 45% предприятий в данной модели оказываются убыточными. При такой схеме дефолтность предприятий будет приблизительно 7%. И это, соответственно, волна, которая будет видна после второго полугодия. Как это скажется? Ложится ли это в то, что ты говорил сейчас по поводу того, что эффект будет тот же, но пока не видно? То есть, как долго будет хуже? И последний пункт — по поводу доходов. Ты сказал по поводу расходов, но по поводу доходов: одна из тем, которая все «розничное» банковское сообщество прошлый год, да и позапрошлый год, сильно волновала, это возможность подтверждения доходов заемщиков. Если сейчас появятся на рынке такие услуги или возможность подтверждать доходы — в прошлом году говорили, что ПФР вроде как согласился, поможет ли это возрождению кредитования? Или это уже данные будут устаревшие, судя по тому, что ты говорил? Ситуация меняется очень быстро. Данные, которые есть в госорганах о доходах, опаздывают. И если они не помогут, то вопрос: что может помочь в том, чтобы понимать, где находится реальный доход? Кроме какого-нибудь моделирования или реального тестирования из жизни?

Андрей Гулецкий: Текущая ситуация весьма уникальна. Потому что с такой чистотой эксперимента, я бы сказал, ситуация никогда еще не проявлялась. И вопрос про дефолтность предприятий будет зависеть от того, насколько сильно предприятия будут хотеть выжить, то есть насколько это будет важно.

Эльман Мехтиев: Хотеть выжить? Почему предприятия должны хотеть выжить и почему такая метафизика оказывается главной?

Андрей Гулецкий: «Хочу выжить» — важно, потому что альтернатива этому — стоящие активы вывести, предприятие обанкротить, а всех сотрудников — на улицу. Понятно, что в первой ситуации у компании, если действительно есть желание жить и выжить, способы найдутся. А если есть стремление вывести активы, а компанию обанкротить, то тоже понятно, что способы найдутся... С точки зрения того, когда эта тема отыграет, сложно сказать: здесь не берусь делать прогнозы. И не забудь, сейчас еще надо учесть влияние «сезонности»: январь и февраль — это всегда такое время года, такие месяцы, когда не особо понятно, что происходит.

Эльман Мехтиев: Еще контуры не видны, да?

Андрей Гулецкий: Да, контуры еще не видны. Во всяком случае, из тех анализов, которые я видел, как именно по месяцам начертить эту историю, сказать, наверное, все-таки нельзя. Поэтому, думаю, будет видно — более или менее — весной. Что касается подтверждения доходов, тема, безусловно,... я бы сказал, что «не может быть много подтверждения доходов». Помимо прямого подтверждения доходов можно выделить два источника — ПФР и налоговую службу, это те официальные источники, которые в других странах применяются. Плюс затронул бы тему подтверждения платежей и в целом платежной дисциплины. Мало знать доход, нужно еще понимать, что часть этого дохода более или менее гарантированно отойдет к кредитору. И здесь развитие таких институтов как безакцептное списание (direct debit) и в общем взаимодействие между банками по гарантированности платежей тоже важно. То есть, скажем так, мало знать доход клиента, нужно еще, чтобы он был в твоем банке. А если он не в твоем банке, то хотя бы иметь какую-то гарантию, что часть этого дохода поступит.

 

 

 Андрей Гулецкий, вице–президент,директор департамента анализа рисков ВТБ24

 

Эльман Мехтиев: Хорошо, тогда вернемся к самому началу — по первому пункту. Он был о том, что повторится ли такая ситуация, что будет какое-то временное улучшение платежей, а потом будет, наоборот, резкое падение, возрастание дефолтности физических лиц. Или я ошибаюсь, что какой-то период, когда курс ушел, было некое улучшение краткосрочное. Или в данный момент, как ты говорил, — пирамида Маслоу, уже видны изменения в поведении потребителей?

Андрей Гулецкий: Изменения в потреблении уже, безусловно, видны. Если вы сегодня по улицам Москвы проедете, то увидите, что рестораны закрываются. Согласно недавнему исследованию ВТБ24, средний чек в ресторанах упал, количество посещений, и т.д. А объем покупок в розничных магазинах, наоборот, растет. Поведение меняется, и меняется очень сильно. Другое дело, что с того времени, как с грохотом опустился занавес в изменениях в поведении, прошло недели три. Это случилось в последнюю неделю декабря, когда люди перестали покупать телевизоры пачками, — опять-таки, как показали подсчеты коллег, курирующих эквайринг в ВТБ24, в декабре спрос на электронику вырос в 2,5 раза, а на одежду и вовсе — в 3,5. Сейчас же люди, по идее, должны уйти в глухую оборону… но до конца даже это еще не произошло.

Эльман Мехтиев: То есть не стоит ожидать такого короткого ухудшения и быстрого улучшения, как это было тогда, в тот период?

Андрей Гулецкий: Нет, тогда, в 2008–2009 годах, во многом была простая ситуация. Безработица в июле 2008 года была примерно на сегодняшнем уровне, а уже в феврале 2009 года выстрелила на 9,2%. В октябре населению по телевизору сказали, что наступил кризис. В общем, было четко понятно, что делать все по-другому надо. То есть все эти явления в экономике произошли очень быстро, и была абсолютно однозначная трактовка того, что да, кризис начался. То, что сейчас происходит, происходит гораздо медленнее, то есть правительство только относительно недавно официально в своих речах стало использовать слова «кризис», «антикризисные меры» и так далее. То есть даже до какого-то момента не было признания — есть кризис или нет.

Эльман Мехтиев: Рецессия не за горами?

Андрей Гулецкий: Смотря за какими. Названия можно давать любые, но вопрос в том, когда экономические агенты начинают действовать по-другому и что у них в результате этого получится. Они начинают меняться более или менее только сейчас. Платежная дисциплина в кризис 2008–2009 годов была плохой два-три месяца, то есть большинство дефолтов, которые случились, случились очень быстро — клиенты перестали платить где-то в период с ноября 2008-го по февраль 2009-го. После этого все стало худо-бедно улучшаться. Собственно говоря, нефть тогда уже начала расти. Сейчас пока этого не случилось. Этот кризис будет структурно длиннее, и процессов в нем будет меняться больше.

Эльман Мехтиев: Смотри, ты упомянул, что подтверждения дохода никогда не бывает много. Одна из тем прошлого и позапрошлого года была так называемый «социальный» скоринг. Твое личное мнение? Твое личное отношение? Насколько скоринг по данным из социальных сетей работает и будет ли он работать? Особенно сейчас, в ситуации стресс-тестирования жизнью.

Андрей Гулецкий: Он, безусловно, будет помогать. Это, думаю, больше тема молодых людей. Если посмотреть на уровень проникновения электронной почты, правильную не помню цифру, но, по-моему, 30%. Если смотреть, кто пользуется Интернетом, то это, наверное, еще меньше. Количество людей, которые ездят за границу, количество россиян, которые имеют загранпаспорт, — тоже, по-моему, 20 %. Уровень проникновения, поиск ниши. Я знаю, что на Западе такие проекты есть. Скоринг по данным соцсетей — это всего лишь один из параметров, который может использоваться. То есть в принципе легко себе представить, где это может быть полезно. Например, в студенческой среде, где, скажем, человек силен тем, что у него может быть хорошее образование, хороший потенциал, но пока за душой у него ничего нет. У него уже есть, тем не менее, смартфон, он активен в социальных сетях. Если он хочет кредит, он может дать банку свой логин в Faсebook, чтобы можно было увидеть, что он действительно выпускник хорошего университета, потому что 20 его друзей тоже выпускники этого же университета.

Эльман Мехтиев: Давай тогда это по-другому перевернем. Сейчас уровень одобрения упал. Банки откровенно заявляют, что кредиты выдаются только тем, у кого есть кредитная история. Но у поколения Y, а тем более у поколения Z, нет кредитной истории. Скоринг по данным из социальных сетей сможет быть заменой кредитной истории, или нужно что-то еще добавлять?

Андрей Гулецкий: Он может быть способствующим фактором в получении первого кредита, например, молодыми людьми.

Эльман Мехтиев: Тогда, возвращаясь к тому, о чем ты говорил, — платежная дисциплина. Ты сам упомянул, что у них есть мобильные телефоны, они достаточно активно сидят в Интернете. Ведь за Интернет надо платить. Да? Даже если нет дохода на то, чтобы он регулярно делал платежи, может ли это помочь — быть дополнением или, скажем так, в комбинации быть некой... ну, не то чтобы альтернативой, но увеличить шансы получить первый кредит? Если такие данные у банка будут, что вот такая вот дисциплина у кандидата в заемщике при оплате мобильных сетей?

Андрей Гулецкий: Безусловно, еще одна характеристика молодого поколения — это высокая мобильность. Все, что нужно для подтверждения стабильности и оседлости, все, безусловно, хорошие факторы.

Эльман Мехтиев: С молодым поколением все более или менее ясно. Давай вернемся к остальным заемщикам. Все равно, какой бы ни был кризис, людям периодически нужно очень и очень многое. Останется ли хоть какой-то спрос на кредитование? Люди вообще ушли, скажем так, в сбережения, или все-таки потребление существует, и это потребление существует в каких-то нишах, скажем так, life events? Будут ли банки ориентироваться на это при работе с заемщиками, или они будут стараться, как раньше, максимально охватить: что поймают сети, то и поймают?

Андрей Гулецкий: Я бы здесь основные продуктовые группы затронул. Начну с кредитных карт. Кредитную карту, я считаю, — нужно иметь всегда, во всех ситуациях, потому что это хорошо с двух точек зрения. Во-первых, это самый простой инструмент создания и поддержания хорошей кредитной истории. Это всегда плюс. Во-вторых, это банально: считайте, что второй кошелек у вас в кармане. Потому что мало ли что случится — это всегда инструмент дополнительной ликвидности, персональный. Но, в-третьих, сейчас на рынке много хороших предложений: вы можете подобрать карту, которая всегда соответствует вашим потребностям, то есть с ее помощью банк постарается сделать приятное за то, что вы ею пользуетесь, — кешбэк, если любите в рестораны ходить — скидки на рестораны, все что угодно. Поэтому это всегда хорошая тема для банков.

Эльман Мехтиев: Что будет с кредитами наличными?

Андрей Гулецкий: Классика жанра — кредит наличными на какое-то большое событие. По статистике, это чаще всего ремонт или что-то связанное с дачей, это может быть что-то связанное с какими-то большими жизненными событиями — учеба детей или свое образование, свадьба, путешествия, такого рода вещи. А большие кредиты, целевые — авто и ипотека — ну, я думаю, что они тоже останутся. Скорее всего, спрос упадет. Сложнее всего ситуация с ипотекой — как раз в силу не до конца понятной ситуации с фондированием.

Эльман Мехтиев: Помнишь, 139-И, так называемые риск-коэффициенты в прямой зависимости от полной стоимости кредита, при расчете норматива достаточности капитала? Мера была введена в 2012 году. Мы долго тогда спорили. Как говорится, можно заниматься конспирологией или нет, но Банк России говорил о том, что это надо делать, потому что так надо, и все….... Сейчас, если смотреть назад, понятно, что тогда это нужно было делать. Тогда давлением на капитал Банк России де-факто заставил банки быть готовыми к той стресс-ситуации, которая есть сейчас. Теперь, после поднятия ключевой ставки до 17% (1), я не верю, что хоть один кредит новый потребительский беззалоговый будет выдан с полной стоимостью кредита ниже 25%. Нужно ли оставлять двойное давление на показатели банка из-за одного кредита? Резервы сейчас уже создаются, исходя из той картинки, которая сейчас есть. Но при этом ты должен точно так же, как год назад, еще и дополнительный капитал резервировать. Теоретический вопрос: было бы разумным отменить эту шкалу или ее все-таки надо оставить?

Андрей Гулецкий: В принципе, рынок уже выполнил для регулятора цель по предотвращению нездорового роста розничного кредитования. На эту тему регулятору на ближайший год точно переживать не надо. С точки зрения резервов и капитала эта история куда более сложная, в целом, я думаю, легко представить, что банки в 2015 году будут иметь проблемы с прибыльностью. И как следствие, будут иметь проблемы с капиталом. На персональном уровне я не был фанатом этих коэффициентов — когда было время и место, я свою позицию излагал. Но сейчас это факт жизни. К тому же мне кажется, что в управлении банками это не самая большая тема, которую сейчас нужно решать.

Эльман Мехтиев: Если ситуация будет скорректирована, то это может быть одна из тех мелких-мелких вещей, которые могут помочь банкам. Или вообще не стоит об этом думать?

Андрей Гулецкий: Любое снижение регуляторной нагрузки на банковский бизнес, на любой другой бизнес в данной ситуации — хорошо. Как бы оставляя это за рамками, сколько бы резервов банки ни создали в 2014 году, внутри 2015 года есть ощущение, что придется досоздавать.

 

 

 Эльман Мехтиев, советник президента АРБ

 

Эльман Мехтиев: К разговору об ограничении полной стоимости кредита как способу решения проблем с нарастанием закредитованности заемщиков… Помнишь рекомендации рынку от польского комитета по финансовому надзору? Оглядываясь на 2010 год, можно сказать, что тогда банковское сообщество было поставлено перед выбором: или ограничение долговой нагрузки на законодательном уровне, или, если этого не сделать, административное ограничение стоимости кредита — в смысле процентной ставки по кредиту. В итоге из-за того, что мы в 2010 году не смогли донести до всех эту точку зрения, а банки не захотели услышать, в 2013 году все банковское сообщество столкнулось с ограничением ПСК. Я возвращаюсь к этой теме и спрашиваю себя: на твой взгляд, банковское сообщество начинает уже понимать, что нужно продвигать ограничение долговой нагрузки, и это единственный способ убрать административное ограничение ПСК? Или же есть какие-то другие варианты, скажем так, жить в этих реалиях и продолжать наслаждаться таким способом «решения» проблемы?

Андрей Гулецкий: Мы увидели, что ситуация с бурным ростом сама себя откорректировала. То есть даже если бы не было такой плохой ситуации в общей экономике, в розничном кредитовании она бы была, то есть был бы рост неплатежей — собственно говоря, знаменитый польский опыт 2008–2009 годов это доказывает. Польша, как мы помним, была единственной страной Европы, где рецессии не было. При этом кризис неплатежей, вызванный закредитованностью, там был. Поэтому вопрос о том, нужно ли регулирование в этой области — правомочен. Сейчас это чисто теоретический вопрос; фактически регулирование на рынке есть. Если дальше сравнивать два способа регулирования — регулировать общую долговую нагрузку или регулировать максимальный процент, то общее регулирование долговой нагрузки, конечно, более приемлемый способ. Есть такая экономическая концепция, она называется tragedy of the commons... Для большей части населения кредиты — это экономический инструмент повышения уровня жизни сейчас за счет постепенного погашения кредита в будущем. И эта ситуация работает хорошо до тех пор, пока человек может нормально обслуживать долг. Но понятно, что, закредитовав, и хорошего заемщика можно сделать плохим. Ну и, собственно говоря, «трагедия общин» — это реальный исторический случай, когда на поляне, на одной общей поляне разные пастухи пасли овец. И было понятно, что, поскольку поле общее, каждому пастуху есть смысл увеличивать свое стадо больше и больше, и больше... пока они ни съели всю траву, и им стало нечего есть, и все овцы умерли. В любом экономическом процессе, который имеет такую диалектику, правильный ответ — это то, что должно быть регулирование. Собственно говоря, это один из немногих вопросов, где регулирование действительно должно быть, то есть внешний агент должен прийти и установить правила игры.

Эльман Мехтиев: Но чтобы не звучало так, что предлагается вообще отменить регулирование, я говорил, что было бы более разумным для развития...

Андрей Гулецкий: Ну, мы раньше обсуждали вопрос с подтверждением дохода, то есть тут как бы долговая нагрузка упирается в подтверждение дохода, ну а с ним еще пока универсального решения нет.

Эльман Мехтиев: Может быть, найдем универсальное решение, но немного позже. Когда будет, обязательно приду к тебе с ним. Сейчас фактически нарастает волна, когда даже у хорошего заемщика — три-четыре долга в разных учреждениях. Попытки создать универсальный рецепт решения таких проблем внутри банковской среды, к сожалению, могут и не сработать, мы с тобой обсуждали — почему. Но не будем говорить, что надо делать для рецепта по реструктуризации, мы будем говорить о том, что надо делать вот этим кредиторам этого заемщика. Ведь фактически те «сигналы», которые созданы для этого, все работают по принципу: кто первый узнал, того и тапочки. Есть мнение, что во всех странах, когда вводился институт банкротства для физлиц, всегда происходил краткосрочный всплеск дефолтности клиентов. Соответственно, можем ли мы ожидать того же самого в России? Или ограничение, которое в законе есть, — 500 тыс. рублей о банкроте, управляющие и прочее, и прочее, они не позволят, они защитят банки от такого всплеска. Или еще очень рано говорить?

Андрей Гулецкий: Я бы сказал, что рано говорить: не до конца еще понимаем, как работает эта тема, но она, безусловно, интересная, и как-то она должна быть решена. Здесь очень важны коллективные действия участников рынка, нужно избежать резких популистских решений... Отсутствие совместных действий со стороны банков просто приведет к их неизбежности. И тогда они будут, скорее всего, быстрее и грубее, по сути, получим второе «ограничение ПСК».

Эльман Мехтиев: Risk Based Pricing, Behavior Based Pricing, Sensitivity Based Pricing… Ценообразование на основе риск-класса заемщика, ценообразование на основе поведения клиента, после того как он стал клиентом. И ценообразование на основе приемлемости цены. Что из этих вещей все-таки будет востребовано на рынке, а до чего рынок все-таки не дозрел? Я назвал вещи, которые были как-то реализованы. Что из них в новых реалиях работает? Нужно ли в новых реалиях вообще отказываться от классических риск-моделей? Или, наоборот, за них и надо держаться? Потому что есть банки, которые говорят, вот женщина посмотрит в глаза и скажет: а давайте-ка выдадим кредит. Старые риск-технологии в новых условиях будут работать, или от них нужно отказываться?

Андрей Гулецкий: Риски в той религии, которой я придерживаюсь, не могут существовать отдельно от коммерческой стратегии банка или, если более узко говорить, продуктовой стратегии банка. А продукты с этой точки зрения могут быть разные, то есть можно делать продукт, где — совсем образно говорю, не желаю никого обидеть — одна женщина средних лет кредитует другую женщину средних лет, глядя ей в глаза, и если финансовое уравнение всей этой активности складывается приемлемо для обеих, почему бы и нет? Ну а большинство рынка — это все-таки продукты, где выстраивается какое-то легко просчитываемое коммерческое предложение. Например, предложение для самых лучших заемщиков, где диапазон ценовой действительно очень-очень маленький или его вообще нет, то есть общая фиксированная ставка. И тогда банк просто пытается по максимуму привлечь качественных заемщиков. Или же банк делает предложение: приходите, у нас простой процесс, мы быстро вам скажем — как сильно мы вас любим. Для клиента — это ощущение некой лотереи, но, по крайней мере, он понимает, что узнать, где он находится, сильно много усилий не займет. То есть это все — возможные коммерческие стратегии, и все они, я считаю, правомочны. А если смотреть, что происходит «под капотом», внутри банка, то использование — более широко скажу: использование аналитики для ценообразования — это тема, которая актуальна как никогда. При этом есть некий фетиш, что все драйвится риском, риск довольно часто — не самый главный показатель. Такие показатели как уровень досрочного погашения и так далее, уровень пользования какими-то дополнительными продуктами или комиссионными составляющими продукта, часто бывают не менее значимыми показателями, всегда нужно смотреть на все уравнение и обязательно иметь хорошую аналитику.

Эльман Мехтиев: Подтверждает ли то, что ты говоришь, возрастающий спрос на риск-аналитику? Вот все, кто обращается ко мне в последнее время, все спрашивают, нет ли у тебя риск-аналитика — управлять коллекшн, управлять качеством портфеля, управлять андеррайтингом... Или это какая-то мода на аналитиков пошла? По-другому спрошу: останутся ли они без работы или, наоборот, они будут востребованы на рынке труда?

Андрей Гулецкий: На персональном уровне я хочу верить, что да, спрос останется. На обобщающем уровне риски — это такая цикличная функция, то есть они нужны всегда, но на ухудшающемся рынке они нужны особенно. Я даже бы более широко сказал, что если смотреть на банковское сообщество и вообще на тренды, то умение работать с большими массивами данных, так называемый data science — это очень большая тема. Такого рода специалисты востребованы в России, они востребованы в мире. Это большая бесконечная тема. В рисках она всегда присутствовала, но сейчас эта дисциплина продолжает значимо углубляться.

Эльман Мехтиев: Андрей! Подводя итоги: хоть и риски всегда разные, отказываться от знаний и опыта — это шаг, это много шагов назад, которые, если и делать, придеся компенсировать капиталом и резервами… И если кто-то и готов так оплачивать «свои университеты», почему бы и нет… Всем остальным же совет — в такие времена искать решения и проверять их каждый день, благо моделирование стресс-тестов делает за нас сама жизнь. Спасибо!


1.На момент проведения беседы 21 января 2015 года.

 






Новости Новости Релизы