— Игорь Аркадьевич, в каком состоянии находятся финансовые инструменты, которые казначейство использовало в докризисный период?

— Количество финансовых инструментов, к сожалению, вследствие кризиса существенно сократилось. Рынки капитала закрылись, рынок секьюритизации умер. Многие банки не успели до закрытия рынка провести даже подготовленные сделки. В их числе оказались и мы. Так, в Альфа-Банке сорвалась программа по секьюритизации розничных кредитов, в частности портфеля по автокредитованию.

На внутреннем рынке ситуация также достаточно сложная. Межбанковский рынок еще не вышел из кризиса недоверия, хотя, в отличие от остальных, и не умер окончательно. Интерес к внутренним долгосрочным рублевым облигациям на рынке пропал. Однако стоит отметить, что сейчас он начинает постепенно возрождаться.

Еще один источник финансирования — депозиты корпоративных клиентов. Из-за того что объемы продаж на предприятиях падают, а кредит в банке получить достаточно сложно, свободной ликвидности в компаниях нет, корпоративные клиенты не имеют возможности открывать депозиты. Под действием такой неблагоприятной среды в банках не только уменьшилось количество корпоративных вкладов, но и сократился средний срок размещения депозита с одного-полутора лет до трех-шести месяцев.

Что касается физических лиц, то осенью многие вкладчики забрали свои сбережения и спрятали их дома под подушкой, а VIP-клиенты перебежали в банковские ячейки. Сейчас настроение на рынке поменялось в обратную сторону. С тех пор, как управляемая девальвация национальной валюты прекратилась и рубль даже начал расти, вкладчики стали возвращаться в банки. Примечательно, что растут в первую очередь рублевые депозиты.

— Центральный банк попытался заменить внешние источники фондирования. Удалось ли ему сделать это в полном объеме?

— Конечно, нет. Об этом можно судить даже по объему нашего кредитного портфеля. Если в середине прошлого года он составлял около 18 млрд долларов, то сейчас около 13 млрд. Здесь нужно сделать скидку на девальвацию, которая отрицательно сказалась на рублевой части портфеля, но и валютная также упала.

Сейчас ситуация стабилизировалась и падение замедлилось. Банки вздохнули немного легче. Этого удалось добиться во многом благодаря Центральному банку, который, активизировав старые инструменты фондирования и предложив новые, поддержал жизнедеятельность банковской системы.

— Однако на внешних рынках банки получали долгосрочные инструменты, а ЦБ смог предложить только краткосрочные.

— К сожалению, да. Из-за разрыва пассивов и активов у банков ухудшились гэпы ликвидности, потому что даже старые кредиты, выданные, например, на строительство, лизинг, на развитие или покупку бизнеса, были предоставлены на годы, и на данный момент у нас нет таких источников фондирования, которые бы могли восполнить банковские активы. Но выбирать не приходится, поэтому будем управлять ликвидностью в менее благоприятных условиях.

На заре своего развития банки брали кредиты overnight или на неделю и фондировали ими долгосрочные проекты. Такого теперь, конечно, быть не может. Кризис заставил банки вести более консервативную политику.

— Звучали обвинения в том, что банки сидят на ликвидности. Сейчас банки начали впускать ликвидность в экономику?

— Обвинять банки в том, что они накапливают избыточную ликвидность, могут только недостаточно компетентные люди. Действительно, часто предприниматели жалуются, что банки не дают им кредиты.

Но, во-первых, откуда у банков деньги? В Альфа-Банке около 60 тыс. корпоративных клиентов и 3,5 млн физических лиц. Если эти клиенты прибегут, как было, например, в 1998-м?и в 2004 годах, за своими вкладами, нам нужно будет деньги возвращать. Если вместо того чтобы зарезервировать средства, мы пустим их на кредиты, нам нечего будет отдавать. Таким образом, в периоды так называемой «финансовой турбулентности» банки вынуждены накапливать дополнительную ликвидность для повышения своей устойчивости.

С другой стороны, банк, как и любой бизнес, организован акционерами ради прибыли, а потому он должен зарабатывать деньги. Если банк будет держать деньги в «кэше», то он быстро разорится. Естественно, мы заинтересованы, и не меньше, чем заемщики, в том, чтобы эти деньги работали, чтобы рос кредитный портфель. Однако банки, действительно, менее охотно дают деньги в кредит. Но не только по причине их отсутствия. Резко изменились требования к заемщикам. Трудно найти тех, кому можно дать деньги. Осенью банки привлекали все, что можно, так как боялись паники и оттока депозитов. Сейчас банки досрочно возвращают деньги Центрального банка, так как не могут кредитовать.

Это объективная реальность — банки не готовы рисковать деньгами вкладчиков так, как рисковали до кризиса. Нужна государственная поддержка, но уже не в плане краткосрочной ликвидности, нужны какие-то гарантии или долгосрочная ликвидность.

На заре своего развития банки брали кредиты overnight или на неделю и фондировали ими долгосрочные проекты. Такого теперь, конечно, быть не может".

— А размещение в безрисковых инструментах ЦБ?

— Чем выше риск, тем больше доходность, и наоборот. Доходность по облигациям ЦБ достаточно низкая. Например, мы участвовали в одном из аукционов Центрального банка и купили себе в портфель ОФЗ сроком погашения 18 января 2012 года. Доходность по ним колеблется от 12 до 12,3% годовых.

Чтобы этот инструмент стал эффективным и банк не уходил в минус, мы должны привлекать от вкладчиков средства не под 15%, как сейчас, а под 8–10%. Но тогда банк окажется вне рынка, потому что, по нашим данным, даже госбанки привлекают средства населения на год под 10–13%. Чтобы вкладчики понесли нам средства, нужно предлагать ставки не ниже их.

Но инструменты Центрального банка — это не инструменты получения доходности. Это инструменты управления ликвидностью. Некая часть привлеченных нами депозитов размещена в различные ликвидные финансовые инструменты. Но мы не можем весь наш портфель перевести в эти инструменты, потому что тогда у банка будет отрицательная маржа.

— А какая часть средств, по вашим оценкам, может быть размещена в фиксированных инструментах?

— Трудно ответить однозначно на этот вопрос, потому что нужно анализировать структуру портфеля пассивов. Например, от депозита физического лица, размещенного на год, можно разместить в ликвидных активах 10%, а 90% использовать на долгосрочное фондирование. Если говорить об остатке на счете клиента, то там процент размещения в ликвидных активах должен быть существенно больше.

Банк, конечно, не анализирует каждый депозит, а производит классификацию портфеля по определенным признакам и исследует их статистическое поведение. Мы уже знаем, как ведут себя вкладчики в кризисных ситуациях, сколько может составить экстренный отток, поэтому можем делать определенные прогнозы. Некоторые крупные остатки на счетах мы на 100% храним в ликвидных активах.

— Рынок начал постепенно оживать?

— Да, во-первых, как я уже отметил, начали возвращаться «физики». Во-вторых, постепенно открываются рынки капитала. Например, в апреле 2009 года было проведено размещение еврооблигаций Газпрома объемом 2,25 млрд долларов. Это, кстати, был крупнейший выпуск еврооблигаций в истории России, и при этом была зафиксирована переподписка.

В целом можно сказать, что интерес к риску постепенно возвращается. Когда разразился кризис, у инвесторов и спекулянтов пропал аппетит к риску. Все перепугались и стали продавать акции, выводить деньги из различных фондов. В подобных ситуациях все вкладываются либо в долларовые депозиты, либо в US Treasuries. Соответственно, осенью цены на эти инструменты резко выросли, доходность упала. Но инвесторам это было уже не важно. Главное — сохранить капитал.

Сейчас острая фаза кризиса прошла, и инвесторы побежали в обратную сторону, стали выводить деньги из долларов, покупать более рискованные инструменты, в частности, облигации банков и корпораций. Если цена на наши облигации осенью падала до 50% от номинала, то сейчас они торгуются 90% и выше от номинала. То есть те, кто хотел продать, — продали, а кто хочет купить — уже готовы приобретать по более дорогой цене.

Сейчас у нас планируется серия встреч с инвесторами, во время которых мы не будем проводить подписку. Они будут организованы исключительно для общения с инвесторами, потому что им важно оценить планы и надежность банка, чтобы знать, как действовать дальше.

— То есть кризис миновал, и рынок восстанавливается?

— Мое мнение таково, что наступило временное облегчение. Острая фаза кризиса прошла, и сейчас мы находимся в хронической фазе. Если проводить аналогию с больным организмом, то мы приблизительно так же себя ощущаем, как больной, которого обкололи анальгетиками — боль отступила, но это еще не значит, что болезнь удалось победить.

С одной стороны, показатели финансового рынка вселяют оптимизм — увеличивается количество операций, рублевые ставки идут вниз, появилась свободная ликвидность, отмечается рост на рынке акций и облигаций. С другой стороны, в экономике ситуация продолжает оставаться достаточно сложной.

В таком состоянии мы можем пребывать еще долго. Некоторые проводят аналогию с ситуацией в Японии, которая в депрессивном состоянии пребывает практически двадцать лет. Индекс NIKKEY в конце 1989 года составлял около 40 тыс. пунктов, а на начало июня 2009 года — менее 10 тыс., причем все эти 20 лет он колеблется в диапазоне приблизительно 10–20 тыс. Однако люди живут и в таких условиях, и катастрофы в этом нет. Кризис — это еще не конец света.

Если банк будет держать деньги в «кэше», то он быстро разорится.

— Вы делали прогнозы накануне кризиса? Они оправдались?

— Любой кризис уникален, и сценарий его развития никогда не повторяется. Что происходило на финансовых рынках и в целом в экономике в этот раз — такого не было раньше никогда. И не факт, что повторится впредь.

Я не поверю, что кто-то на 100% предвидел кризис. Потому что кризис в значительной степени определяется стихийным поведением рынка. А разве можно предсказать поведение толпы? Что пересилит: страх или жадность — трудно угадать.

Возьмем для примера прогнозы относительно развития ситуации на фондовом рынке. В одном из обзорных материалов несколько известных аналитиков сошлись в прогнозе, что на конец 2008 года индекс РТС составит 2500–3000 пунктов. Однако он пролетел вниз даже 500 пунктов. По мере развития кризиса неоднократно говорилось, что дно достигнуто, однако мы снова и снова возобновляли падение.

Наши прогнозы, как и в целом по рынку, оправдались частично. Практически все были готовы к тому, что кризис перекинется на Россию, однако мало кто ожидал, что это произойдет так быстро и в таких масштабах.

— Изменились ли модели стресс-тестирования?

— Сама модель практически не изменилась. Изменились параметры модели. Например, возможный отток клиентских средств. Если раньше мы исходили из того, что по депозитам «до востребования» нам надо держать резерв в размере условно 10% от суммы, то сейчас мы держим большую подушку ликвидности, например 20%. Таким образом, настройки модели составления прогнозов стали более консервативными.

В основу долгосрочных прогнозов развития ситуации обычно закладываются исторические данные. Но сейчас составить прогноз свыше шести-двенадцати месяцев так, чтобы его можно было использовать для управления и разработки долгосрочной стратегии, достаточно сложно.

На мой взгляд, следует разбить прогнозирование на какие-то более короткие промежутки времени, разделенные на основании смысловых или экономических признаков. Например, конец полугодия, летние отпуска, осень, отчетность компаний, конец года и т.д. Все эти факторы будут налагать отпечаток на состояние рынков и, естественно, влиять на ликвидность банка, поэтому надо стараться оптимально построить свою стратегию поведения на каждом из этих промежутков.

— Какое количество банков-контрагентов у вас сегодня?

— На данный момент банков-контрагентов несколько десятков. По сравнению с докризисным периодом их количество сократилось. На некоторые банки, которые не прошли испытание кризисом, лимиты, естественно, были закрыты, и мы с ними сейчас не работаем.

Когда появляется какая-либо негативная информация по банкам-контрагентам, она сразу же проверяется. В случае подтверждения ухудшения финансового положения банка лимиты либо сокращаются, либо приостанавливаются, либо вообще закрываются. У отдела риск-менеджмента есть право закрыть лимит на банк в любой момент.

Практически все были готовы к тому, что кризис перекинется на Россию, однако мало кто ожидал, что это произойдет так быстро и в таких масштабах.

— В случае с проблемными банками вы успели пересмотреть лимиты?

— У нас не было потерь на межбанковском рынке. Лимиты на межбанке сработали правильно, и мы ничего не потеряли. Если говорить о финансировании других банков и компаний через рынок РЕПО, то здесь у нас были проблемы, и мы получали облигации вместо погашения займа.

— Какие ставки сегодня на межбанке?

— Ситуация зависит от происходящего на рынке. Так, когда был период девальвации, ставки по рублям летели вверх, а по долларам опускались вниз. Кстати, замечу, что на тот момент девальвация происходила по всему миру, и вниз вместе с рублем падали по отношению к доллару практически все мировые валюты.

Таким образом, ставки по рублевым депозитам на межбанке доходили в декабре-январе до 20–40% годовых. Западные банки готовы были брать в рублях на месяц под 60% годовых.

Сейчас ситуация изменилась, и не только в России, но и во всем мире. Доллар ослабевает, соответственно, переток идет в обратную сторону, и расти уже начинают ставки по долларовым депозитам. На межбанковском рынке ставки в рублях сейчас около 6–7% по overnight, а месячные — 8–10%.