— Илья Викторович, то, что Deutsche Bank остановил выбор именно на UFG – группе, которая является инвестиционным банком, свидетельствует о его намерении ограничить сферу деятельности в России только инвестиционно-банковским бизнесом?

— Не думаю, что все так однозначно. Deutsche Bank — очень крупный международный инвестиционный банк, который занимается оказанием самых разнообразных финансовых услуг по всему миру. Его операции в России в качестве коммерческого банка носят пока ограниченный характер, хотя существуют планы по дальнейшему развитию этого направления, в том числе и по активизации работы в ритейле.

Объединенная финансовая группа является классическим инвестиционным банком и, соответственно, активно взаимодействует прежде всего с инвестиционно-банковским направлением Deutsche Bank, куда входят подразделения, занимающиеся трейдинговыми операциями, в том числе торговлей акциями, инструментами с фиксированной доходностью, деривативами и т.д. Кроме того, UFG совместно с Deutsche Bank оказывает инвестиционно-банковские услуги, такие как консультирование по слияниям и поглощениям, по привлечению финансирования, направленного на приобретение новых бизнесов и объектов. Третье направление нашей деятельности — операции на рынках акционерного капитала — касается организации IPO и вторичных размещений акций компаний на рынке.

В настоящее время иностранные банки можно разделить на две категории: те, кто торгует российскими акциями и депозитарными расписками из Лондона или другого своего офиса, не имея лицензии брокера или дилера, и те, кто участвует в торгах российскими акциями на внутреннем рынке, активно работает в рублевой зоне. С одной стороны, как таковых серьезных барьеров для инвесторов не существует: если ценные бумаги обращаются на рынке, то для того, чтобы торговать ими, лицензию брокера или дилера в России иметь необязательно. Однако она необходима для того, чтобы «покрывать» российскую инвесторскую базу, которая на сегодняшний день хоть и невелика, но растет быстрыми темпами.

Уникальность позиции UFG, с моей точки зрения, как раз в том, что наша компания может торговать как с небольшими российскими инвесторами, так и с крупнейшими международными. Тот факт, что у UFG широкая инвесторская база, выгодно отличает нас от большинства иностранных банков, которые взаимодействуют с крупными инвесторами-нерезидентами, но не могут при этом торговать, например, с российскими пенсионными фондами. Многие российские организации, наоборот, активно действуют на местном рынке, но не имеют выхода на иностранные инвестиционные структуры. UFG же способна «охватить» и российских инвесторов, и инвесторов-нерезидентов. И в этом смысле деятельность UFG очень удачно дополняет операции Deutsche Bank, поскольку мы активно развивали те направления, которым банк пока уделял не слишком много внимания в России.

— Как будет строиться это взаимодействие между UFG и Deutsche Bank с чисто технической точки зрения? Кто будет определять дальнейшую инвестиционную стратегию группы — она сама или «головной офис» банка в Лондоне или Франкфурте?

— Окончательно это станет ясно после завершения сделки в начале наступившего года, тогда же мы будем объявлять, какой будет структура управления. Пока же могу сказать, что UFG не является инвестиционным фондом, поэтому инвестиционную стратегию как таковую нам определять не нужно. Скорее, нужно определяться, с какими клиентами мы будем работать, какие продукты будем им продавать. До сделки с UFG основное внимание Deutsche Bank в России было сосредоточено на 20—25 крупнейших национальных корпорациях. У UFG был достаточно широкий охват: нас интересовали 100—150 отечественных компаний. В результате объединения с UFG в поле зрения Deutsche Bank окажется куда больше потенциальных российских клиентов, чем раньше. Мы прекрасно понимаем, что возрастет количество клиентов — возрастут и риски, особенно в тех случаях, если дело будет касаться какого-либо финансирования. Однако, по нашему мнению, российская экономика находится на подъеме, компании очень быстро и эффективно развиваются, и это, в свою очередь, повышает интерес к ним со стороны инвестиционного сообщества.

— Судя по всему, Deutsche Bank, принимая решение об окончательном слиянии с UFG, учитывал не только ситуацию в российской экономике, но и нынешнее положение дел на национальном фондовом рынке. Например, то, что индекс РТС вырос в 2005 году по сравнению с прошлым годом более чем на 80%, а российские компании привлекли рекордный объем средств путем проведения IPO на Лондонской бирже.

— Да, конечно. Если посмотреть динамику IPO российских компаний, можно убедиться, что и количество сделок, и их объемы растут стремительными темпами. В 2003 году было проведено четыре российских IPO, в 2004 году — 6, в 2005 году — 11, а в 2006 году мы ожидаем, что их число составит порядка 22—23. То есть на протяжении 2005—2006 годов произойдет практически двукратный рост. Что касается объема сделок в 2006 году, то, по нашим оценкам, он может превысить 16 млрд долларов. Причем эта цифра была определена, исходя из ожиданий, что Роснефть проведет сделку IPO на 8,5 млрд долларов. На самом деле объем привлеченных Роснефтью средств может быть куда более значительным — до 15 млрд долларов, а может, и больше. Ну и конечно, Deutsche Bank учитывал при слиянии с UFG рост внутреннего рынка.

— Имена нескольких компаний, которые собираются до конца нынешнего года провести IPO, уже известны, другие пока предпочитают хранить свои планы по размещению акций в секрете. Но уже ясно, что в списке российских IPO могут быть первичные размещения акций национальных банков и финансовых компаний. А как раз они пока не баловали своим вниманием рынки капитала.

— Да, IPO в банковском секторе — это наша боль. Если посмотреть на структуру российского рынка, то можно убедиться, что чуть ли не 70% от его общего объема составляют акции компаний сырьевого сектора. Среди банковских компаний на российском рынке практически ничего не торгуется, кроме ценных бумаг Сбербанка. Есть, конечно, полуликвидные акции, но они по очевидным причинам не могут удовлетворить спрос инвесторов. И в этом отношении Россия отстает не только от государств с развитой экономикой, но и от стран Восточной Европы: в Польше, Чехии и Венгрии, например, акции финансовых компаний занимают половину, а то и превалирующую часть рынка. А в России доля банков на фондовом рынке не превышает нескольких процентов.

— Но ведь уже в этом году все может измениться: о планах провести IPO заявили Внешторгбанк и Росбанк.

— Пока из тех 22—23 потенциальных размещений акций, которые стоят в плане на 2006 год, пять банковских IPO. Конечно, сейчас сложно говорить, будут ли все они проведены, но уже идут серьезные консультации. Однако это не отменяет того факта, что разместить российские банковские активы на рынке технически непросто, и причин тому несколько. Во-первых, российский банковский сектор до недавнего времени развивался очень слабо, если учитывать его прямое предназначение, то есть кредитование населения. А коль скоро у банков не было стремления увеличивать объемы кредитования, то не было и стремления привлекать дополнительный капитал путем размещения своих активов. Вторая причина — система регулирования. Сейчас ситуация в этой сфере такова, что выход банков на рынок максимально затруднен, очень много технических моментов и проблем, которые усложняют этот процесс.

— Поясните, пожалуйста, о каких конкретно проблемах идет речь?

— Первое и основное — отношение к иностранным портфельным инвесторам. Предположим, российский собственник банка хочет продать иностранному портфельному инвестору свои акции. В этом случае он должен сначала получить разрешение на эту сделку от Центрального банка России. В таких условиях говорить о свободной биржевой торговле банковскими ценными бумагами в принципе невозможно. Ведь получение этого решения зачастую занимает до двух месяцев, что сильно сказывается на цене сделки. Понятно, что изначально этот механизм был введен с целью отслеживания доли иностранцев в банковском секторе, чтобы не допустить перехвата контроля над ним. Никто не говорит, что теперь надо провести полную либерализацию и отказаться от протекционистских мер. Но неплохо было бы учитывать и интересы портфельных инвесторов, тем более что они на контроль над российским банковским сектором не претендуют.

Следующий момент — процедура проведения банковских IPO. Как я уже упомянул, для того, чтобы получить от Центробанка соответствующее разрешение на продажу акций, необходимо два месяца. Между тем и для самой компании, и для инвестиционного банка, который является организатором IPO, идеально, чтобы процесс размещения акций занимал как можно меньше времени. Если он сильно растянут по времени, то он по определению зависит от ценовых колебаний на рынке. Если рынок вырос на 20%, то жалко продавать акции по «старой» цене. Еще хуже, если он упал на 20% — тогда их просто невозможно будет продать.

Наконец, отношение к депозитарным программам банков. У ЦБ РФ есть такое требование: если собственник владеет 5% акций банка или более, то он должен уведомлять регулятора отдельно о каждом увеличении своей доли. Причем в рамках этого уведомления должна полностью быть раскрыта информация о том, каким образом была проведена сделка, дан отчет о состоянии банка как юридического лица и т.д. Теперь представим себе, что Bank of New York или Deutsche Bank запустили программу депозитарных расписок на акции российского банка. Количество акций в депозитарной программе может меняться по несколько раз на дню, и получается, что каждый раз, когда это происходит, по российскому законодательству надо уведомлять об этом Центробанк с предоставлением огромного пакета документов и с раскрытием большого количества ненужной информации о компании, перешедшей пятипроцентный порог. По-моему, Банку России было бы интереснее узнавать не о том, каким образом каждый раз меняются учредительные документы Bank of New York или Deutsche Bank, а о том, кто является конечным собственником, кто является портфельным инвестором. Такую информацию организаторы программ депозитарных расписок могут представить в режиме on-line.

Мы считаем, что ЦБ РФ пора задуматься о том, насколько нынешнее законодательство, регулирующее эту сферу, отвечает требованиям современности. Иначе получается, что привлечение инвестиций в банковскую сферу искусственно тормозится, а банки, с учетом нынешнего бурного развития потребительского кредитования, далеко не всегда способны генерировать собственные средства для развития бизнеса.

— А вам не кажется, что сейчас как раз неудачный момент для того, чтобы предлагать ЦБ РФ либерализовать законодательство, регулирующее торговлю банковскими акциями? Ведь речь, напротив, идет о том, что национальный банковский сектор под угрозой «колонизации» и что контроль над ним может перейти к иностранцам? И недавнее заявление Владимира Путина о филиалах иностранных банков в этом отношении выглядит очень символично.

— Никто не спорит, что протекционистские меры нужны. Вопрос в том, как совместить их с либерализацией законодательства, которая необходима как раз для того, о чем я говорил, — для увеличения притока инвестиций в банковский сектор российской экономики. На мой взгляд, Центробанк вполне в состоянии регулировать программы депозитарных расписок или программы акций, находящихся в собственности иностранных инвесторов. И ведь никто не оспаривает того, что присутствие иностранцев в банковском деле — это позитивный факт и с точки зрения инвесторов, и с точки зрения самих банков, и с точки зрения потребителей банковских услуг. Мы хотим, чтобы среда была более конкурентной, чтобы мы не варились в собственном соку, а имели доступ к высоким технологиям, к более диверсифицированному рынку банковских услуг. То есть в каком-то объеме присутствие иностранцев необходимо, вопрос в том, как его регулировать. Но если его искусственно ограничивать, то каким образом сектор будет развиваться?

Вы упомянули заявление Президента о присутствии иностранных банков в России. Вот как раз у «дочерних» структур иностранных банков никаких проблем с привлечением средств нет, у них есть «материнские структуры», которые обеспечат им доступ к «дешевым деньгам» и дадут столько средств, сколько понадобится. А российские банки не могут выйти на рынок в силу причин, о которых я уже упоминал, и получается, что они оказываются в заведомо проигрышной ситуации.

— Хорошо, предположим, что часть барьеров на пути банковских IPO будет устранена. По вашим оценкам, насколько высоким может оказаться интерес инвесторов к этим активам? Банковский сектор у нас традиционно считается отстающим, непрозрачным и слаборазвитым. А теперь еще и «зарегулированным».

— В том, что он отставал все эти годы по развитию, и есть его сила: у банковского сектора России огромный потенциал роста. Именно поэтому инвесторам интересно вкладывать в него средства. Вспомним ситуацию в ритейле: десять лет назад это были вещевые рынки, магазины с неясной структурой и система старых полугосударственных универмагов и продмагов. Теперь в стране появились крупнейшие игроки, которые пытаются создавать национальные сети. То же самое будет и с банковским сектором, и те, кто начнет инвестировать в него средства сейчас, в результате получат огромные доходы. Конечно, больший интерес с точки зрения инвесторов представляют компании, которые, с одной стороны, имеют серьезный потенциал роста, а с другой — могут защитить интересы своих акционеров. И вряд ли я открою большой секрет, если скажу, что инвесторы проявляют большой интерес к Внешторгбанку, который проводит сейчас агрессивную политику на рынке ритейла и который, как прекрасно понимают инвесторы, может рассчитывать на государственную защиту и поддержку. Но и частные банки, в первую очередь те, которые сумели построить филиальную сеть и хорошо себя зарекомендовали, имеют шансы неплохо разместиться и привлечь инвестиции на выгодных для себя условиях.

— А как в этом контексте потенциальные покупатели банковских активов воспринимают действия ЦБ РФ, направленные на ужесточение контроля за банками? Их не смущают регулярные «зачистки», которые сопровождаются зачастую и выемками документов, и отзывами лицензий?

— Как правило, у инвесторов это никакого интереса не вызывает: ведь проверяют банки не первого и даже не второго эшелона. Я думаю, что отношение как раз скорее позитивное, чем негативное: иностранцы воспринимают происходящее как борьбу за прозрачность банковского сектора.

— По-видимому, позитивно воспринимаются и планы финансовых властей по введению с 1 января 2007 года норматива минимальной достаточности капитала банков на уровне 5 млн евро?

— В общем, да. Нерезиденты имеют дело с банками, у которых этот показатель намного выше, так что их интересы в результате исчезновения с рынка финансовых структур, не дотягивающих до норматива, не пострадают. Надо учесть, что в России сейчас больше тысячи банков, вряд ли их столько нужно. Значит, неизбежно пройдет процесс консолидации, выявятся чемпионы на том или ином направлении банковского бизнеса, а часть банков либо умрет естественной смертью, либо будет поглощена конкурентами. Так что отношение инвесторов к так называемой «зачистке» национального банковского рынка можно охарактеризовать так — от «нейтрального» до «позитивного». И могу вас заверить, что их не смущает ни ужесточение контроля за банками со стороны ЦБ РФ, ни повышение требований к их финансовым показателям.