В 1987 году началась реформа банковской системы: после того пленума ЦК КПСС, который состоялся 25 июня и где рассматривался вопрос «О задачах партии по коренной перестройке управления экономикой», появилось пять спецбанков. Одновременно с конца 1980-х шла война двух законов о банках, подготовленных в Госбанке СССР и Госбанке РСФСР. Работа над проектами банковских законов продолжалась почти два года. Столько времени понадобилось потому, что разработчики не имели опыта подготовки законов, регламентирующих банковскую деятельность в рыночных условиях. Да и законодатели совсем не были знакомы с особенностями банковского дела.
Основные боевые действия развернулись позже, в 1990 году. Именно тогда борьба молодого российского руководства с союзным центром предельно обострилась. Противостояние охватило все направления, но наиболее острым оно было в сфере управления финансами. Соперничали многочисленные экономические программы преобразования страны, революционно трансформировалась банковская система, появлялись первые документы, посвященные приватизации. Кстати говоря, в то время создавались и первые механизмы быстрого обогащения, в частности пирамиды. И, пожалуй, именно схватка за влияние на российскую банковскую и денежную систему и стала решающей, определившей в конечном итоге судьбу Союза.
Четвертого января 1990 года Совет министров СССР принял постановление №8 «О передаче Сберегательного банка СССР в ведение Госбанка СССР». Десятого апреля того же года Верховный Совет СССР принят закон «Об основах экономических отношений Союза ССР, союзных и автономных республик». В нем подчеркивалось, что за Госбанком СССР сохраняются права монопольной эмиссии единой денежной единицы — рубля, но при этом республики получали возможность участвовать в регулировании денежного обращения, поскольку на республиканском уровне разрешалось регулировать создание и деятельность банков. Этим правом в июле того года воспользовалась Россия, а затем и другие союзные республики. Данное положение вошло и в закон «О Государственном банке СССР», в котором говорилось, что Госбанк образует единую систему центральных банков вместе с центральными банками союзных и автономных республик.

Пятница, 13-е

Двенадцатого июня 1990 года была провозглашена независимость России. Летом 1990 года Борис Ельцин стал председателем Верховного совета России. К этому моменту на территории страны существовала сеть отделений Госбанка. С населением работала сеть сберкасс. 
Пара сотен созданных за два года коммерческих банков в 1990 году еще была слишком слаба и не могла играть заметной роли в экономике страны. Они обслуживали кооператоров, наиболее смелые проводили операции по превращению безналичных денег в наличные. Первые банкиры были неопытными, большинство не имели элементарного финансового образования. Их еще даже не стреляли, это будет происходить позже. России для обретения реальной (а не декларируемой) независимости необходима была собственная кредитно-финансовая система.
Российские власти понимали, что для этого в первую очередь нужен был Центральный банк. По словам Руслана Хасбулатова, который в 1990 году занимал пост заместителя председателя Верховного совета РСФСР, постановление о создании Госбанка РСФСР было бы правильнее принять в сентябре 1990 года. Однако в июне в Москве началась приватизация специализированных государственных банков чиновниками правительства СССР. В то же время сотрудники Российской республиканской конторы Госбанка стали искать способ выхода из подчинения союзного Госбанка. Дело в том, что сложилась ситуация, когда центральные (союзные) ведомства, как говорил Валерий Скрипченко, зампредседателя подкомитета по банкам Верховного совета РСФСР, из периферии «гребут под себя деньги» и перераспределяют их в свою пользу. Республиканская же казна пуста. Поэтому российские финансисты спешно начали готовить проект постановления Верховного совета РФ о создании Государственного банка Российской Федерации.

Аграрники и коммунисты тоже проголосовали за создание Госбанка РСФСР. Депутатов просто купили

Тринадцатого июля 1990 года состоялось заседание Верховного совета РФ, последнее перед каникулами. И вот объявляют окончание заседания. В этот момент Борис Ельцин не с трибуны, а прямо со своего председательского места обратился к залу: «Одну минуточку, еще один вопрос». Зал в замешательстве. Он достал постановление о создании Госбанка и заявил: «Все остальные подождут, а это нужно принять, потому что Союз отбирает у нас банковскую систему, и мы можем остаться без банков!» Кто-то выкрикнул: «Надо закон принять!» Ельцин ответил: «Я уже дал задание, приготовить закон, но сейчас надо принять хотя бы постановление». И продолжил: «У нас работала группа крупных специалистов по реформированию банковской системы. Они подготовили постановление. Проект вам роздан». Кто-то из депутатов попытался возразить: «Вопрос сложный, его надо обсудить, проработать». Но Ельцин отрезал: «Нет необходимости обсуждать, все уже проработано». 
Постановление Верховного совета РСФСР «О Государственном банке РСФСР и банках на территории республики» было принято 169 голосами за и 36 против. Государственный банк РСФСР был создан. 
Юрий Трушин, в то время зампред Агропромбанка СССР, а позднее — предправления Россельхозбанка, вспоминает, что перед этим решением Верховного совета была списана ссудная задолженность с сельскохозяйственных предприятий. Поэтому аграрники и коммунисты тоже проголосовали за создание Госбанка. Депутатов, по его словам, просто купили, и они после этого сидели в благостном состоянии. «Я потом спрашивал Харитонова, лидера аграрников, чего же он голосовал за такое решение. И он мне честно ответил: «Самостийность финансовая, банки... Непонятно мне это. А списание долга ясно и близко!» — вспоминает банкир.
Постановление должно было вступить в силу только 1 января 1991 года. Российские политики и депутаты понимали, что чрезмерная поспешность может вызвать сильный шум в стране и даже шок: ведь начался бы срыв утвержденного всеми республиками союзного бюджета на 1990 год. Конфликтовать сразу со всеми коллегами они не хотели. 
При этом, создавая банковские институты, российские власти не стремились получить свой собственный эмиссионный центр, проводить какую-то особую финансовую политику и т.д. Однако они имели право и стремились создать собственные финансовые институты, опираясь на которые можно было бы реально влиять на ситуацию и координировать ее, в том числе в регионах Российской Федерации, поясняет Руслан Хасбулатов и добавляет: «Однако там, то есть в ЦК КПСС, в правительстве, Госплане и Госбанке СССР догматически цеплялись за прежнюю централизованную полноту своих неопределенно-беспредельных полномочий».
Со стороны Госбанка СССР, который возглавлял Виктор Геращенко, сразу же последовала резко отрицательная реакция. Был немедленно подготовлен проект президентского указа, отменявшего решение ВС РСФСР. Президент СССР Михаил Горбачев как раз незадолго до тех событий получил от съезда депутатов чрезвычайные полномочия, дававшие ему право отменять или приостанавливать законодательные акты союзных республик, не соответствующие общесоюзному законодательству и Конституции СССР. 
Однако Горбачев этим своим правом не воспользовался. Вместо этого он пригласил к себе Руслана Хасбулатова и предложил российским властям самим отменить все нормативные документы по созданию российских банковских учреждений. Хасбулатов ответил, что это невозможно, да и не имеет смысла, так как Госбанк РСФСР не претендует на роль эмиссионного центра. 
Двадцать девятого июля Михаил Горбачев все-таки подписал Указ №413 «О взаимодействии союзных и республиканских органов по финансово-кредитным вопросам в период подготовки нового Союзного договора». Он был выдержан в мягких тонах и содержал лишь рекомендацию верховным советам союзных республик «воздержаться от принятия и применения законодательных актов, разрушающих сложившуюся финансовую и банковскую систему».
Шестнадцатого августа президиум Верховного совета РСФСР принял постановление, в котором предписывалось: «Передать по состоянию на 1 июля 1990 года на баланс и в оперативное управление Госбанка РСФСР и его управлений объявленное собственностью РСФСР имущество, а также активы и пассивы российских специализированных банков и подведомственных им учреждений, предприятий, организаций, учреждений Внешэкономбанка СССР, республиканских управлений инкассации, <…> вычислительных центров Госбанка СССР и специализированных банков СССР на территории РСФСР, включая филиал Главного вычислительного центра в Москве». На базе упраздняемых учреждений спецбанков должны были быть созданы акционерные коммерческие банки, а также необходимая для их обслуживания сеть учреждений Государственного банка РСФСР.
Все нормативные акты, противоречащие постановлению, объявлялись недействительными. Начинался прямой конфликт российского и союзного законодательства.

Банк — дело добровольное

Георгий Матюхин, 7 августа 1990 года назначенный исполнять обязанности председателя Госбанка РСФСР, позже вспоминал: «Нужно было создавать банк и добывать себе место под солнцем. В Москве существовал Российский республиканский банк Госбанка СССР с отделениями во всех областях. Туда я и направился. Но, несмотря на обнародованное постановление президиума Верховного совета о моем назначении, в здание меня просто не впустили. Виктор Геращенко, будучи председателем правления Госбанка СССР, заявил, что решение этого президиума для него не указ — он подчиняется только решениям союзных органов власти. «Если хотите, создавайте свой банк на пустом месте, как это было сделано в Эстонии», — заключил он. Тогда я решил пойти на штурм с группой российских депутатов во главе с Михаилом Бочаровым. А если бы и на этот раз нам не удалось пройти в здание банка, мы пригласили бы корреспондентов радио и телевидения и прямо у входа дали бы интервью. К счастью, наш штурм удался, и Михаил Александрович представил меня сотрудникам банка, сказав, что согласно решению Верховного совета должен быть создан Центральный банк, и было бы желательно, чтобы не на пустом месте, а на базе уже существующего банка. Коллектив такую идею поддержал, и мы начали работать».
Матюхину и его соратникам предстояло разбить три банка-монополиста и создать на основе их филиалов сеть коммерческих банков. Экономика страны была монополизирована, и финансисты считали, что если разрушить монополию банковской системы, то это поможет демонополизации в других сферах. Нужно было породить в банковской системе конкуренцию, чтобы клиент не унижался в попытке получить какую-то услугу в банке, как это было раньше, а банки боролись за клиента. Такой была стратегическая задача, так как, по их мнению, без мелких и средних банков невозможно развить малый бизнес. 
Создаваемые на базе спецбанков новые коммерческие структуры наделили бесплатной материальной базой, не зафиксировав государственной доли, и из-за этого потеряли механизм управления, устоявшиеся хозяйственно-экономические связи.
Яков Дубенецкий, в то время председатель правления Промстройбанка, считает, что закрывать головные конторы спецбанков, заставлять филиалы под дулом пистолета превращаться в самостоятельные банки было глупостью. В стране было много крупных предприятий, которым требовались для работы, в первую очередь для кредитования, крупные банки. «Я дал указание своим подчиненным не выполнять указаний Ельцина и Хасбулатова, так как мы союзная структура. Мы долго воевали, но сила была за ними. Вызывался руководитель нашего филиала в ЦБ, и ему приказывали — либо ты прекращаешь работать вообще, либо превращаешься в самостоятельный банк», — вспоминает финансист.
Вячеслав Захаров, в то время зампред правления Госбанка СССР, так характеризует тот период: «За оставшееся до конца 1990 года время Госбанк РСФСР организовал повальное акционирование подавляющего большинства филиалов спецбанков. Уставы поспешно создаваемых на их базе коммерческих банков писались и регистрировались ударными темпами, по несколько штук в день. Где уж тут было думать об экономической целесо­образности организации, перспективах банков, «выпекаемых» со скоростью пончиков. По существу это означало проведение очередной кампании, которых в нашей стране и раньше было немало. Если когда-то крестьян загоняли в колхозы, то теперь всех банкиров — в коммерческие банки». 
Забегая вперед скажем, что на 1 апреля 1992 года в России было 1414 банков, из них 767, или 55%, созданных на базе бывших спецбанков, в основном в конце 1990 года. Постановление о коммерциализации было очень жестким: до 1 октября 1990 года требовалось упразднить российские спецбанки. Не было даже принято во внимание, что при этом нарушалось трудовое законодательство, согласно которому следовало предупредить людей о предстоящем увольнении за два месяца. 
В двадцатых числах октября 1990 года здание Центрального банка на Житной было чем-то похоже на Смольный в период Октябрьской революции. Сюда, как в Мекку, отовсюду стекались предприниматели, которые хотели заниматься банковским делом. Все банкиры привезли свои уставы, которые обсуждались, иногда горячо и заинтересованно, на общих собраниях акционеров или пайщиков, а их приказали выкинуть в корзину. Всем вновь прибывшим дали заготовленный текст устава (болванку), куда следовало вписать в оставленные пробелы название банков, адрес, сумму капитала. Названия менялись на ходу, если банк с аналогичным названием был зарегистрирован раньше. 
В конце октября 1990 года в центральных газетах на правах рекламы стали публиковать следующее сообщение: «Государственный банк РСФСР производит регистрацию уставов коммерческих банков на территории РСФСР. Уставы, зарегистрированные Госбанком СССР, объявляются недействительными и подлежат перерегистрации». При этом российский регулятор брал за перерегистрацию плату (в зависимости от размеров уставного фонда плата составляла от 10 до 50 тыс. рублей), хотя Госбанк СССР выполнял эту работу бесплатно. Характерная деталь: чтобы не оставалось памяти об СССР, уставы, зарегистрированные Госбанком СССР, у банков изымались.
Чтобы привлечь к себе банки, Центральный банк России снизил установленные Госбанком СССР нормативы отчислений в фонд обязательного резервирования с 10 до 2%. Правда, когда цель оказалась достигнутой, регулятор сразу поднял норматив до 20%.
А в декабре 1990 года вышли сразу два пакета законов: законы «О Центральном банке РСФСР (Банке России)» и «О банках и банковской деятельности в РСФСР» — 2 декабря, а также с задержкой на девять дней законы «О Государственном банке СССР» и «О банках и банковской деятельности в СССР». Что касается союзного законодательства, то до этого существовал лишь Устав Госбанка СССР, который несколько раз пересматривался, последний раз 1 сентября 1988 года.
Виктор Геращенко убежден, что конфронтация союзных и республиканских органов и разрушение хозяйственных связей между предприятиями разных союзных республик катастрофически повлияли на состояние экономики и особенно денежно-кредитной сферы.

Я тебя породил…

После провала августовского путча 1991 года дни СССР и союзных структур были сочтены. Двадцать второго ноября 1991 года Верховный Совет РСФСР принял постановление 1917-1 «О финансово-кредитном обеспечении экономической реформы и реорганизации банковской системы РСФСР». В этом документе единственным на территории республики органом государственного денежно-кредитного и валютного регулирования экономики признавался Центральный банк РСФСР. 
Ему поручалось до 1 января 1992 года принять в свое полное хозяйственное ведение и управление по состоянию на 22 ноября 1991 года материально-техническую базу и иные ресурсы Госбанка СССР, сеть его учреждений, предприятий и организаций, расположенных на территории РСФСР. Функции Госбанка СССР по эмиссии и определению курса рубля до создания банковского союза возлагались на Центральный банк РСФСР. 
Двадцать третьего ноября состоялось совещание группы руководителей центральных банков республик уже фактически бывшего СССР, находившихся в то время на семинаре во Франции и представлявших Россию, Белоруссию, Киргизию, Таджикистан, Грузию и Молдавию. На совещании также присутствовали председатели правлений Азербайджанского, Туркменского и Армянского республиканских банков Госбанка СССР (в этих странах самостоятельные центральные банки еще не были созданы). Тогда была достигнута договоренность — до 1 января 1992 года заключить соглашения: о порядке осуществления банковских расчетов и платежей на территории государств, использующих рубль в качестве денежной единицы; о порядке введения национальных валют и урегулирования возникающих при этом межгосударственных кредитных требований и обязательств; о порядке расчетов между сторонами при использовании национальных валют; о порядке раздела активов и пассивов Госбанка СССР, а также фондов, запасов и других средств бывших спецбанков СССР.

В июле 1992 года Гознак перешел на трехсменную работу без выходных дней. К августу наличная денежная масса удвоилась

Постановление от 22 ноября почему-то вовремя не было выполнено, и 20 декабря Президиум Верховного совета РСФСР принял новое постановление №2066-1 «О ходе выполнения постановления Верховного Совета РСФСР «О финансово-кредитном обеспечении экономической реформы и реорганизации банковской системы в РСФСР» и «О Государственном банке СССР». 
Ликвидационная комиссия была создана в тот же день. Приказ о передаче материально-технической базы союзного Госбанка вышел еще раньше, 17 декабря. С этого дня аппарат Госбанка СССР стал действовать под руководством ЦБ РСФСР. Виктор Геращенко преду­предил ликвидаторов, что, для того чтобы сделать баланс Центрального банка России и национальных банков за 1991 год (заключительные обороты бывают в середине марта), 20–30 человек из планово-экономического департамента и бухгалтерии, а также одного члена правления (но необязательно председателя) надо оставить в банке. Баланс должен был быть уже разделительным: после Беловежского соглашения все республики стали самостоятельными, хоть и при единой валюте. Таким образом, весь департамент Арнольда Войлукова был оставлен в банке до момента его ликвидации. 
Интересно, что Госбанк СССР в 1923 году после образования Союза ССР был создан на базе Госбанка РСФСР, а в декабре 1991 года упразднен с передачей всех функций и дел Банку России. Тот, кто стоял у его колыбели, тот же был и у смертного одра.
Вместо вывески «Государственный банк СССР» повесили вывеску «Центральный банк России». Второго января 1992 года в печати было опубликовано сообщение об упразднении Госбанка СССР и создании ликвидационной комиссии, куда его кредиторам следовало обращаться со всеми претензиями.
Сам Арнольд Войлуков вспоминает о том периоде так: «С 26 декабря мне действительно пришлось полуподпольно исполнять обязанности главы Госбанка фактически до марта 1992 года. Все это время я давал разрешения новым государствам на выпуск денег в обращение. Мне рассказывали, как однажды Матюхин спрашивает, почему не выделяются деньги таким-то областям, а ему отвечают: «Да это Войлуков не разрешает!» Он, видимо, был сильно удивлен живучестью Госбанка. Два месяца я занимался увольнением людей, передачей дел, материальных ценностей, готовил сводные отчеты. Разделительный баланс у меня делало несколько человек. Они же писали инструкции, как открыть соответствующие счета и вести учет в республиках. Работа была закончена 26 февраля. После этого мне принесли уведомление об увольнении с 10 марта. Я мог остаться работать в ЦБ РФ, мне "щедро" предложили должность заместителя начальника управления».
Получается, что именно Арнольд Войлуков стал последним руководителем Госбанка СССР.

Первый кризис

В Советском Союзе наличные платежи между предприятиями можно было производить лишь на мелкие суммы. В частности, расчеты в пределах одного города на суммы до 10 рублей осуществлялись наличными деньгами (кроме платежей в бюджет и некоторых других). На суммы от 10 до 100 рублей — наличными деньгами или безналичными перечислениями. А свыше 100 рублей — только в безналичной форме.
В конце 1980-х годов эти запреты ослабли, а в начале 1990-х перестали существовать. Раньше карандаши нельзя было без разрешения купить, а теперь — хоть самолет. В 1992 году наличные рубли стали носить в чемоданах.
В записке, составленной в июне 1992 года комиссией Верховного Совета РФ по бюджету, планам, налогам и ценам по результатам рассмотрения годового отчета Банка России за 1991 год, говорилось: «Банк России не обеспечивает надежной организации денежного обращения и кассового обслуживания, особенно в распределении налично-денежной массы по территории республики». 
Первые признаки кризиса наличности появились в августе 1991 года. По свидетельству Георгий Матюхина, можно указать по крайней мере пять причин этого: замедление расчетов; непомерно высокое налогообложение (а расчеты наличными позволяли избегать налогов); продолжавшаяся дефицитность экономики, поддерживавшая рост взяточничества, что тоже, разумеется, требовало наличных денег. Среди других причин — подчиненность Гознака сначала Министерству финансов СССР, а затем Минфину России, вследствие чего Центральный банк не мог своевременно планировать и контролировать выпуск денег печатным станком. Кстати, еще в конце 1980-х годов Госбанк СССР неоднократно ставил вопрос о продаже ему Гознака, потому что уже тогда резко увеличился объем печати денег, а Госбанк вынужден был на свои средства покупать немецкие машины и отдавать их Гознаку в бесплатный лизинг: как ни парадоксально, денег у них на это не было. Ну и наконец к кризису наличности 1992 года привели популистские меры президента, правительства и парламента, увеличение заработной платы, пенсий и других наличных выплат без предварительного согласования с Центральным банком.
Тогда у Георгия Матюхина возник первый конфликт с президентом. «Ельцин, уезжая в очередную командировку, — вспоминает первый глава Банка России, — потребовал очередную порцию подарочной наличности. Я отказался давать. Борис Николаевич взвился: «Кто в доме хозяин?» Я отвечаю: «Вы, но денег нет!» Анализ складывающейся угрожающей ситуации был представлен Центральным банком и Ельцину, и тогдашнему премьер-министру Ивану Силаеву. От Ельцина реакции не последовало, Силаев же обещал разобраться и даже принять специальное постановление правительства по этому вопросу, но дальше обещаний не пошел. Тогда Центральный банк на свой страх и риск выпустил инструкцию, согласно которой выдача наличных, кроме зарплаты, ограничивалась относительно небольшими суммами.
А пока мы каждый день жестко распределяли существующую наличность по областям. Началось все с нашей телеграммы от 14 августа 1991 года с предложением банкирам перейти преимущественно на безналичные расчеты и объявления об ограничении выдачи наличности в связи с кризисом наличности. Конечно, стерпеть этого ограничения банкиры не смогли. 
Действительно, операции с «наличкой» в то время были чрезвычайно выгодными. На рубли покупались доллары, и за счет быстрого роста его курса делались состояния. Эти операции давали до 800% годовых. Естественно, деньги не возвращались в банковскую систему, а 20% кредитов обналичивалось.
Просчеты допустил не только Центральный банк, но и прежде всего правительство. Встав на путь либерализации цен и увеличения денежных выплат, оно должно было предвидеть, что рост цен номинальных расходов потребует и соответствующего увеличения наличной денежной массы. Точных расчетов сделано не было, если вообще кто-то что-то подсчитывал, и страна оказалась ввергнута в совершенно ненормальный для цивилизованного общества кризис наличности».
Денег печаталось все больше, однако их все равно катастрофически не хватало. В июле 1992 года масштабы наличной эмиссии выросли по сравнению с июнем в 2,1 раза, а в абсолютном выражении — почти на 100 млрд рублей. При этом дефицит средств в январе составил 19 млрд, в феврале — 20 млрд, в марте — уже 39,6 млрд рублей. Задержка зарплат и пенсий составляла месяц-полтора. Задолженность по наличным выплатам населению России на 1 апреля 1992 года достигала 31,8 млрд рублей, на 1 мая — 78,5 млрд, на 1 июня — 149,9 млрд, а на 1 июля — 221,6 млрд. 
В июле 1992 года Гознак перешел на трехсменную работу без выходных дней. К августу наличная денежная масса удвоилась, а в сентябрю положение было выправлено. Эмиссия доведена до 450 млрд рублей в месяц. Кроме этого потребовалось сделать чисто следующую механическую, но большую работу: правильно распределить деньги по регионам, изменить купюрное строение денежных знаков, наладить развозку денег. Заслуга в преодолении этого первого для новой России финансового кризиса во многом принадлежала департаменту эмиссионно-кассовых операций Центрального банка. Во многих регионах задолженность по зарплате была ликвидирована, однако в стране произошел резкий инфляционный всплеск.

Неплатежное средство

Следующим в финансовой отрасли стал кризис неплатежей. При либерализации цен в начале 1992 года никто не позаботился соответствующим образом проиндексировать оборотные средства предприятий, что привело к проблеме неплатежей на фоне кризиса межбанковских расчетов. Лавинообразный рост неплатежей между предприятиями не был спрогнозирован, и необходимые меры вовремя не были приняты. 
«Надо отдать должное Виктору Геращенко — он многое сделал для ликвидации острейшего кризиса неплатежей летом 1992 года, — говорит Руслан Хасбулатов. — Немногие знают, что правительство Гайдара пало не в декабре 1992 года, отправленное в отставку VII съездом народных депутатов, а летом 1992 года. Оно фактически обанкротилось и самораспустилось под грузом всего того, что сотворило. В наиболее четких очертаниях это банкротство обнаружилось в так называемых неплатежах предприятий из-за отсутствия наличных средств». 

«Сжатие» денежной массы привело к тому, что 80% предприятий страны или вообще не работали, или работали не в полную мощность — денег не хватало не только на поддержание производственных условий, но даже на заработную плату. И это при том, что процесс ежедневного обесценивания рубля продолжался, по каналам негосударственных финансов и частным «теневым» каналам перемещались огромные денежные потоки. В результате в стране к лету 1992 года сложилась крайне взрывоопасная ситуация: ускоренно росли бедность и нищета населения, начиналась новая волна забастовочного движения.

В такой обстановке Виктор Геращенко, по свидетельству многих очевидцев, показал себя просто превосходно. Возможно, потому, что любой экономический кризис (даже в развитой капиталистической стране) преодолевается прежде всего с опорой на административные, а не рыночные методы, что более понятно управленцу советской школы. 
В мае–июне 1992 года специалисты Центробанка и правительства разработали концепцию нормализации расчетов между предприятиями. Предприятия должны были самостоятельно разобраться со своими долговыми обязательствами и дебеторской задолженностью со стороны партнеров и клиентов. Таким образом, предполагалось погасить часть задолженности, остальную же планировалось консолидировать и оформить в ценные бумаги, которые должны были поступить в специально созданное Агентство по управлению долгами при Госкомимуществе РФ. Этой идее не суждено было реализоваться. В середине июля произошла смена власти в ЦБ. Новым председателем стал Виктор Геращенко. 
«У предпринимателей в условиях изменившегося масштаба цен была возможность увеличить свой капитал, у госпредприятий — нет, а большинство наших предприятий тогда были государственные, и я считал, что долг государства — о них заботиться», — вспоминает сам Виктор Геращенко.
У него действительно было свое видение решения проблемы. Двадцать восьмого июля он подписал телеграмму, в которой излагался порядок погашения предприятиями просроченной задолженности. Для расшивки неплатежей было предложено провести взаимозачет между предприятиями.
Телеграмма вызвала широкий резонанс. Руководство Госкомимущества, в первую очередь Анатолий Чубайс, не были обрадованы, не увидев в новой схеме свое детище — Агентство по управлению долгами. Центробанк предлагаемые меры с комитетом не согласовывал. Только после встречи Геращенко с первым зампредом правительства Егором Гайдаром, 31 июля, в телеграмму решили внести небольшие изменения. В результате появилось совместное постановление правительства и Центрального банка от 1 июля №458 «О порядке урегулирования неплатежей государственных предприятий».
Кстати, Сергей Игнатьев, в то время замминистра экономики и финансов, выступил с критикой решений председателя ЦБ в «Независимой газете», но спустя годы отказался это комментировать: «Трудно оценить и понять, кто был прав и какие результаты получились бы при нашем варианте взаимозачета, поэтому бессмысленно гадать об этом».
Суть принимаемых Центральным банком мер заключалась в том, чтобы изолировать движение средств, поступающих в оплату долгов. С этой целью обслуживающие предприятия коммерческие банки открыли им корреспондентские субсчета на сумму просроченной задолженности предприятий по состоянию на 1 июля. Эти средства не могли попадать на расчетный счет предприятия и не могли использоваться ни на какие-либо иные цели, в частности на выплату заработной платы. В конце августа счета с кредитовым (активным) остатком закрылись, а деньги были переведены на расчетный счет. Тем предприятиям, которые не смогли к тому времени погасить долги, через обслуживающий банк предоставили кредит. Возврат кредитов гарантировался имуществом предприятия, роль ЦБ сводилась только к подкреплению коммерческих банков ресурсами. В конце октября все субсчета закрыли. Результат оказался положительным — кризис был преодолен. 

Сумма взаимных неплатежей к концу первой половины 1992 года достигла величины, близкой к 80% ВВП. За полтора месяца (к 20 августа) ее удалость сократить почти в три раза

В общей сложности было проведено несколько раундов внутрироссийского зачета взаимных требований предприятий государственного сектора экономики. В октябре 1992 года раунды в основном завершились. В результате клиринга между Москвой и остальной частью России предприятия столицы оплатили 45 млрд рублей долга, а получили, в свою очередь, платежей на 58 млрд. По итогам взаимозачета кредит был выдан 515 предприятиям под 10% годовых.
Результатом взаиморасчетов стала серьезная нормализация финансового состояния российской экономики, восстановился нормальный денежный оборот, произошла активизация производства и товарооборота. Согласно независимым расчетам на основе официальной статистики, впервые за долгое время был зафиксирован рост выпуска продукции промышленности в физическом измерении. В октябре 1992 года он составил по сравнению с сентябрем около 17%. В еще большей мере на снижение уровня неплатежей реагировала торговля.
Самое главное, Центральному банку удалось решить ключевую с точки зрения дальнейшего развития экономики проблему — санировать кризис взаимных неплатежей предприятий, грозящий полным разрывом хозяйственных связей и остановкой большого числа производств — почти без дополнительной эмиссии! Сумму взаимных неплатежей, достигшую к концу первого полугодия 1992 года величины, близкой к 80% ВВП, удалось сократить за полтора месяца (к 20 августа) почти в три раза (на 2 млрд рублей). А за период с 1 июля по 20 октября объем просроченных платежей был сокращен вообще в 8 раз (с 3192 до 420 млрд рублей).

За один день 11 октября 1994 года на Московской международной валютной бирже курс доллара вырос с 3081 
до 3926 рублей за доллар

В ходе санации кризиса значительно — в 2,5 раза — выросли остатки средств коммерческих банков на корреспондентских счетах в ЦБ РФ, что позволило им существенно увеличить скорость расчетов с клиентами.
Сам герой этих событий, Виктор Геращенко вспоминает, что зачет занял довольно длительный срок: «Средства со счетов в банках были разблокированы окончательно в конце ноября. Причем та сумма, которая поступила на текущие счета предприятий и могла быть использована для выплаты заработной платы или каких-то премиальных, была незначительной по сравнению с той суммой, которая пошла на уплату задолженности по налогам в бюджет, на погашение просроченных банковских кредитов и на погашение долгов предприятий друг другу. Поэтому с обвинениями в провоцировании инфляционного взрыва мы никогда не соглашались — наши критики явно передергивали.
Тот межотраслевой зачет был наиболее успешным за всю историю государства после Октябрьской революции. И весь шум о том, что он создал какую-то инфляцию, выброс денег в обращение — это, пардон, болтовня неквалифицированных комментаторов, а не специалистов. Взаимозачет дал возможность многим предприятиям вздохнуть и пережить самый трудный период либерализации».
Следует отметить, что реальная картина и в дальнейшем была не совсем благоприятной. Объем взаимных неплатежей предприятий в ноябре 1993 года вновь возрос до 3 трлн руб­лей. Директора продолжали свою прежнюю политику взвинчивания цен на собственную продукцию и, соответственно, наращивания чужих и своих долгов. Но повторить опыт было невозможно, так как ЦБ уже не собирал данные о неплатежах.

Черный вторник

К истории Центрального банка кризис 1994 года, конечно, имеет отношение, но он не относится к ее ключевым моментам (если не считать смену председателя ЦБ). Однако этот кризис стал заметной страницей в истории оте­чественной финансовой системы в целом.
По мнению Виктора Геращенко, 11 октября 1994 года должно было случиться. Причиной обвального падения российской валюты стала фундаментальная слабость российской экономики, вызванная чрезмерным падением производства. 
Объем ВВП России в 1994 году уменьшился на 15%, а размер бюджетного дефицита превысил планку в 5% от ВВП. План по поступлениям в бюджет не выполнялся в связи с относительно невысокими поступлениями от экспорта, а также весьма слабой собираемостью налогов. В стране наблюдалось поголовное «бегство» денежных средств за рубеж, ЦБ приходилось все больше предоставлять кредитов государству на цели покрытия бюджетного дефицита. К тому же в стране произошла «долларизация» экономики, она все больше зависела от займов со стороны международных финансовых организаций.
К тому же следует признать, что ЦБ развитие ситуации прозевал, и скачок курса пришелся на момент, когда резервов оставалось всего 300 млн долларов. Дело в том, что в августе–сентябре 1994 года на валютные интервенции было потрачено свыше 3 млрд долларов. «С начала октября, — вспоминает Геращенко, — отдали порядка 600 млн долларов, удовлетворили тогда все запросы правительства по кредитам, и, к сожалению, у Центробанка не осталось оперативных средств для широкомасштабных интервенций на ММВБ». Для поддержания долларового резерва ЦБ была даже куплена часть валютных резервов Минфина.
За один день 11 октября 1994 года на Московской международной валютной бирже курс доллара вырос с 3081 до 3926 рублей за доллар.
Виктор Геращенко вспоминает: «В этот день на утреннем пленарном заседании Государственной думы рассматривался вопрос о доверии правительству. Заслушали меня по ситуации на валютном рынке. Я посоветовал депутатам менять имеющуюся у них валюту на рубли». Действительно, 12 октября курс доллара по отношению к рублю снизился до 3736 рублей (за два же дня рубль «потяжелел» на 31%).
Первой жертвой валютной паники стал уже 12 октября и.о. министра финансов Сергей Дубинин. В известной степени Дубинин оказался погорельцем на чужом пожаре. Не он принимал решения о валютных интервенциях на бирже. 
Вскоре покинул должность и председатель Банка России — ему пришлось уйти по политическим причинам. А в итоговом докладе, который был подготовлен госкомиссией по расследованию причин резкой дестабилизации финансового рынка, говорилось, что основной причиной обвала была «раскоординированность, несвоевременность, а порой и некомпетентность решений и действий федеральных органов власти».

Хождение на три буквы

История развития заимствований ГКО начиналась абсолютно правильно: был найден цивилизованный способ выпуска государственных обязательств для финансирования дефицита госбюджета.
Дмитрий Тулин, в то время заместитель председателя ЦБ РФ, вообще считает, что механизм торговли ГКО уникален, и он был создан таким, что используется до сих пор: «Это был интеллектуальный подвиг моих коллег! Появление данной технологии в начале 1990-х годов можно сравнить с запуском первого спутника в 1957 году. А финансовый хаос и экономический коллапс тех дней можно сравнить с послевоенной разрухой. Как данный механизм российское правительство использовало — это уже на его совести. Такой профессиональный подвиг был опорочен дурной политикой».
«У ряда людей в 1992 году способность новых российских властей изыскивать источники для оплаты своих долговых обязательств в условиях почти не работающей налоговой системы вызывала вопросы», — рассказывает Михаил Алексеев, в те годы — член правления Межотраслевого коммерческого банка. 
Жизнь показала, что имевшие место еще в ту пору опасения дефолта российского государства были не беспочвенными. Андрей Козлов, до 1995 года занимавший должность начальника управления ценных бумаг ЦБ, был в курсе таких опасений. Ему высказывались предостережения о том, что создание инфраструктуры, которая в условиях острого дефицита доходных источников бюджета может выработать близкую по характеру к наркотической зависимость в заимствованиях чиновников из правительства и Минфина. И что подобное будет дискредитировать проект создания технологически передовой инфраструктуры организованного рынка ценных бумаг. 
Однако Андрей Козлов считал, что государство сможет наращивать займы сколь угодно долгое время. В этом вопросе он не отличался излишней осторожностью. У него были все шансы под разными предлогами если не полностью устраниться от участия в проекте, то по крайней мере более осторожно ассоциироваться с проектом в личном плане, с тем чтобы в будущем слова «ГКО», «пирамида», «Козлов» и «Златкис» для многих не поминались как ряд синонимов незлыми, добрыми, тихими словами. 
Формально организация выпуска государственных ценных бумаг была проблемой и прерогативой в первую очередь Министерства финансов, а Банк России вовсе не обязан был играть в этом процессе столь активную роль, которую он в действительности стал играть. Несмотря ни на что, Андрей Козлов всю свою энергию направил на реализацию проекта создания рынка ГКО-ОФЗ. В итоге получилось то, что получилось, со всеми плюсами и минусами.
Дата первых торгов, изначально планировавшихся на конец 1992 года, однако, неоднократно переносилась. Осенью 1992 года группа специалистов ЦБ, коммерческих банков и бирж в рамках подготовки проекта ГКО летали в Нью-Йорк для изучения сложившейся там практики выпуска и обращения государственных ценных бумаг. 
Торговой площадкой выбрали Московскую межбанковскую валютную биржу (ММВБ), созданную на базе отдела валютных торгов при Госбанке СССР. В то время она умещалась в одной комнате и насчитывала чуть более десятка сотрудников. 
Первые торги ГКО состоялись 18 мая 1993 года. К торгам было допущено 24 участника. 
В 1993 году в результате титанических усилий со стороны ММВБ, Центрального банка и Министерства финансов удалось отстроить систему обращения государственных краткосрочных облигаций. В том же году заработала первая электронная система торгов ГКО, точнее несколько систем. В 1994 году в рекорд­но короткие сроки в работу был запущен прототип системы, работающей на ММВБ и сегодня. Тогда она предназначалась только для обслуживания рынка государственного долга. Но архитектура этой системы за эти годы не очень сильно изменилась. Конечно же, она была несколько модифицирована, стала более быстродействующей, что естественно.
В 1997 году обороты рынка ГКО достигли фантастических для России размеров — около 2 млрд долларов в день, и государство в полной мере оценило его значимость, особенно в период выборов 1996 года. Конечно, именно тогда под рынок была заложена серьезная бомба в виде чрезмерного долга, но до дефолта оставалось еще больше года.

Дефолт: предсказанный, нежданный

Олег Вьюгин осенью 1995 года в качестве члена правительственной комиссии по экономической реформе готовил доклад по оценке рисков роста государственных заимствований посредством выпуска ГКО. Смоделировав рынок, экономисты хотели установить примерное время возможного дефолта либо появления очень высокой инфляции в случае, если характер бюджетной политики изменить не удастся. Альтернатив не было. Этой точкой оказался конец 1998 года. 
Олег Вьюгин выступил перед комиссией с докладом, показал графики и продемонстрировал проведенный анализ. Анатолий Чубайс, в тот момент первый зампред правительства по вопросам экономической и финансовой политики, после тягостного молчания сказал: «Ну, вы нас порадовали!» Однако приближались президентские выборы 1996 года, и задача их финансового обеспечения была приоритетной. Точнее сказать, не обеспечения самих выборов, а успеха действующий власти на них, для чего требовалось погасить задолженность по пенсиям, заработной плате и т.д. Так что решение проблемы возможного дефолта отложили до лучших времен. Тем более что налоги тогда как следует не собирались, в экономике было засилье зачетов и бартера, так что рынок ГКО был вторым по значимости источником «живых» денег для бюджета. Соответственно, нужны были все новые и новые инвесторы, а не выводы комиссии.
В 1996 году, когда стали происходить улучшения в экономике и снизилась инфляция, интерес к вложениям в реальную российскую экономику, а впоследствии и к вложениям в ГКО стал появляться и у иностранных инвесторов. Возник вопрос, пускать или не пускать иностранцев на рынок ГКО, а если пускать, то устанавливать или нет какие-то ограничения. Зампред ЦБ Татьяна Парамонова выступила на совете директоров ЦБ с предложением установить для них лимит, так как российский рынок еще не сформировался, а спекулятивные деньги, которые свободно переходят с одного рынка на другой, очень подвижны. С ней не согласились, понадеявшись на введенный валютный коридор. 
Первоначально было принято решение, что если иностранный инвестор хочет вложить деньги в ГКО, то он покупает бумагу, которая выражена в рублях, через российский банк-корреспондент, а для этого предварительно должен продать свою валюту. Чтобы вновь получить валюту при наступлении срока выкупа облигации, заключался форвардный валютный контракт на три месяца.
Вначале эти контракты заключал сам ЦБ — чтобы придать больше уверенности иностранцам. Затем решили, что ЦБ должен гарантировать не контракты, а рамки введенного тогда же валютного коридора. А форвардные контракты переложили на плечи коммерческих банков. Это обстоятельство в будущем оказалось фатальным для многих частных кредитных организаций.
Осенью 1997 года произошел кризис на рынках Юго-Восточной Азии, этот регион стали покидать инвесторы. Все понимали, что отток иностранного капитала начнется и у нас, что и случилось в следующем году. Для того чтобы деньги нерезидентов как-то удержать, по ГКО были установлены огромные ставки (самые высокие достигали 120% годовых), но инвесторы все равно уходили с рынка. А Центральный банк, поддерживая курс рубля к доллару в рамках валютного коридора, продавал валюту, чтобы поддерживать курс в рамках коридора. Только за июль–август 1998 года ЦБ потратил на эти цели 10,8 млрд долларов из своих валютных резервов — громадную сумму, особенно по тем временам. 
Виктор Геращенко вспоминает: «Правительство и ЦБ охватила эйфория, они считали, что справятся с «временными» трудностями, что инфляция находится под контролем. Вполне вероятно, что повлияла и смена в апреле председателя правительства. Назначили человека явно неопытного, молодого, возможно, способного, но без своего, я бы сказал, станового хребта. Кириенко — не Черномырдин, это совершенно разные люди, не только по комплекции, но и по характеру».
Алексей Григорьев, в то время президент Межкомбанка, рассказывает, что 2 февраля 1998 года прошло знаменитое закрытое совещание двадцати «великих» банкиров вместе с ЦБ и правительством, где состоялась острейшая дискуссия. Виктор Геращенко (тогда он работал в Международном Московском банке), Наталья Раевская (Автобанк) и сам Григорьев выступили единым фронтом за то, чтобы объявить девальвацию, в противном случае власть «не потянет» бюджет. Согласно расчетам банкиров, девальвация до 9 рублей, то есть на менее чем два раза, позволила бы вообще избежать кризиса. Но чиновники, включая главу ЦБ Сергея Дубинина, ответили банкирам: «Мы сами знаем, что делать, не надо нас учить». Минфин их поддержал. Кризис становился неизбежным. Для Алексея Григорьева это стало сигналом: Межкомбанк вышел из ГКО.
Правительство и Центральный банк вели переговоры с МВФ и Мировым банком, ждали финансовой помощи в размере 22 млрд долларов. И действительно, первые 4,8 млрд долларов во второй декаде июля были получены. Часть из них (1 млрд) пошла на финансирование дефицита бюджета, 30% которого уже в первом квартале 1998 года было потрачено на операции, связанные с госдолгом.
Сергей Дубинин с сожалением вспоминает, что перед дефолтом он и его соратники так ничего и не сумели объяснить людям, считая, что любое упоминание о кризисе может привести к панике. Классическим примером неудачного PR-хода стала фраза президента Ельцина накануне дефолта о том, что девальвации рубля не будет. Когда Россия получила деньги от Международного валютного фонда, не только Ельцин воспринял это слишком оптимистично. И, видимо, кто-то убедил президента, что с помощью кредита удастся решить все проблемы. В результате Ельцин тогда сделал слишком поспешное заявление. «Думаю, что президент просто хотел нас поддержать — всю команду, которой он тогда доверял», — говорит Сергей Дубинин.
Свидетельством того, что ситуация выходила из-под контроля, мог служить тот факт, что в летние месяцы 1998 года Минфин все никак не находил в бюджете средств для платежей в счет обслуживания ранее созданного долга. Дубинин предупредил Анатолия Чубайса, который возглавлял российскую делегацию на переговорах с МВФ, что задолженность Минфина противоречит условиям соглашения с МВФ и тем самым ставит переговоры под угрозу. В результате Чубайсу удалось убедить нового премьера Сергея Кириенко и Минфин 30 июня погасить задолженность.
Уровень доходов бюджета не повышался, внешних заимствований не было, а объем обязательных платежей по обслуживанию государственного долга продолжал возрастать. Единственным спасением становился кредит МВФ в объеме не менее 6–8 млрд долларов. Однако Госдума со свистом и улюлюканьем провалила правительственную программу, которая предусматривала повышение налогов. Из-за этого МВФ сократил сумму первого транша с 5,6 млрд до 4,8 млрд долларов. Сначала России вообще сказали, что без принятия программы страна не получит ни цента. Однако, после того как Чубайсу удалось убедить западных коллег, что Россия не свернет с рыночного курса, МВФ решил выделить 22,7 млрд долларов. Сказали, что будут давать их траншами. При этом самую существенную часть средств выдадут уже в 1998 году.
К середине июля задолженность Минфина вновь превысила 13,3 млрд рублей. Миллиарды рублей выплескивались на финансовый рынок и подпитывали силы игроков, давивших на рубль. Спрос на иностранную валюту стал ажиотажным.

Всемирная истерия, банк «Империал»

Четырнадцатого августа 1998 года банк «Империал» не смог расплатиться с западными кредиторами. Это означало, что многие российские банки могут столкнуться с требованиями западных кредиторов о досрочном возврате полученных кредитов — многие кредитные соглашения включали оговорку о кросс-дефолте.
Стало ясно, что, во-первых, России никто не доверяет — ни зарубежные фонды и инвесторы, ни собственное население. Во-вторых, правительство больше не в состоянии обслуживать обязательства по государственному долгу без получения средств от ЦБ. Правительство и государство оказались слишком слабыми и не смогли обеспечить сбор налогов даже перед лицом финансовой катастрофы. В-третьих, Россия потеряла возможность уравновесить отрицательное сальдо по текущим операциям платежного баланса за счет привлечения новых внешних займов. Более того, российские банки столкнулись с требованиями кредиторов о возврате полученных ранее средств.

Обсуждение сложившейся ситуации началось в субботу, 15 августа на даче у премьер-министра. Кроме хозяина присутствовали Анатолий Чубайс, Олег Вьюгин, Егор Гайдар, Сергей Алексашенко, зампред ЦБ, отвечавший за ГКО, и Александр Потемкин, отвечавший за валютное направление. Вызвали из отпуска Сергея Дубинина. На совещание пригласили и министра финансов Михаила Задорнова. 
По словам Виктора Геращенко, участники встречи сразу стали звонить коллегам, главным образом из «большой семерки»: министрам, замминистрам финансов, просили оказать давление на МВФ, чтобы фонд дал денег. А там выходные — кто в гольф играет, кто на ранчо уехал. Так что везде были получены отказы. 
Сергей Дубинин предложил принять решение кредитовать бюджет напрямую из ЦБ — в обход законодательного запрета — и перейти на открытую денежную эмиссию. При этом он сразу предупредил: «Государство сможет расплатиться по долгам, а дальше будет гиперинфляция — те самые 1500–2000% в год. После этого можно будет раз и навсегда распрощаться со всеми реформами, потому что народ потребует введения всех мыслимых ограничений — придется закрыть страну, ввести регулирование цен, распределять минимальный набор продуктов по карточкам». Сам он выразил готовность уйти в отставку.

Сергей Дубинин предложил принять решение кредитовать бюджет напрямую из ЦБ и перейти на открытую денежную эмиссию

На такое идти никто не хотел. Все понимали, что подобный «откат» в реформах не решит ни одной проблемы экономики России. А вот политический переворот спровоцирует наверняка. 
К сожалению, очень быстро выяснилось, что никаких предложений по преодолению ситуации никто, кроме Банка России, предложить не смог. «Мы изложили два возможных варианта действий: исполнение правительством всех своих обязательств по обслуживанию внутреннего долга плюс поддержка банковской системы через предоставление кредитов Банком России или за счет средств бюджета или проведение принудительной реструктуризации части внутреннего долга и серьезной перестройки банковской системы с возможной национализацией системо­образующих банков, не способных исполнять свои обязательства», — вспоминает Сергей Алексашенко.
Переход к свободному, плавающему курсу рубля был неизбежен и в одном, и в другом варианте. Предложенные Банком России рецепты не очень понравились премьеру, он стал говорить о необходимости поиска альтернатив.
В понедельник, 17 августа, прошло заседание совета директоров ЦБ РФ, на котором выступили все члены совета в поддержку заявления правительства и Центробанка о мерах по обеспечению экономической стабильности и устойчивости финансовой системы в стране. Вел заседание председатель ЦБ Сергей Дубинин. 
Было принято решение о принудительной реструктуризации части внутреннего долга и переходе к свободному, плавающему курсу рубля. В воскресенье, 23 августа, президент отправил правительство Кириенко в отставку.
Естественно, дефолт сказался на банках. Поскольку банк, получая заказ, продавал рубли, за которые покупал ГКО, и одновременно заключал форвардный валютный контракт, по истечении срока он должен был купить облигации и продать валюту. Таким образом, все валютные контракты оказались у коммерческих банков. И когда на три месяца был объявлен мораторий этих платежей, крайними оказались именно они.
По мнению Виктора Геращенко, это было глупостью. Когда банк не выполняет обязательства, связанные с ГКО, это одно: он просто не выполняет форвардный контракт. Но ведь банкам вообще запретили выполнять свои обязательства перед любыми клиентами! И они не могли, в частности, возвращать депозиты, даже когда были в состоянии их вернуть. Причем это никак не связано с ГКО. На Западе перестали кредитовать наши банки. Но если банк все-таки находил средства за рубежом, у него сразу возникала дырка в пассивах. Еще более страшным оказалось то, что в этом кризисном состоянии из банков стало изымать деньги население. У Сбербанка образовались очереди.
Только главный акционер спас Сбербанк, выкупив у него ГКО. А вот 16 другим ведущим российским банкам пришлось пройти тест-мониторинг Мирового банка, насколько они способны выжить. 
Тринадцатого октября 1998 года руководителям двух десятков крупнейших российских банков представили проект Виктора Геращенко по реструктуризации банковской системы. Однако ни сменивший Сергея Кириенко на посту премьера Евгений Примаков, ни Виктор Геращенко тогда о требованиях МВФ и Мирового банка, сыгравших в дальнейшем роковую роль в судьбе многих российских кредитных учреждений, предпочли на встрече не говорить. Более того, премьер заявил, что никакой национализации банков правительство не допустит. Вместе с тем власти сообщили, что не возражают против «обмена долговых обязательств российских банков перед иностранными кредиторами на акции».
«Наши банкиры быстро учатся. Когда поняли, что запахло жареным, чувствуя такое отношение со стороны Мирового банка, они стали идти на вполне понятные и в общем-то законные, хотя и неэтичные вещи. Они стали в небольшие банки, которые были их собственностью, переводить хорошие активы своих клиентов, а плохие кредиты оставлять в старом с дыркой в балансе. Потом банк-банкрот ликвидировался. По существу, массово создались параллельные, так называемые бридж-банки. Формально законы при этом не нарушались. Хотя случалось, конечно, как в банке «Менатеп» — уже внешнее управление было введено, а они вывезли два грузовика документов и утопили их в водохранилище. Так что было много забавного и печального», — вспоминает Алексей Григорьев (Межкомбанк).
Еще до ухода в отставку Сергея Дубинина, в ЦБ приняли решение, что вклады частных лиц из крупнейших банков могут быть переведены в Сбербанк. Естественно, встал вопрос, что будет обеспечением для госбанка по этим обязательствам. Предполагалось, что в «Сбер» передадут из коммерческих банков имевшиеся у них ГКО, а потом и другие активы.
Кстати, МВФ, обещавший финансовую помощь, поддержку стал оказывать только с середины 1999 года, причем дал всего около 250 млн долларов. Да и они пошли на выплаты иностранцам. То есть России предоставили возможность выкарабкиваться самостоятельно. Потом появились обвинения в нецелевом использовании денег МВФ. Начались проверки, но противозаконного ничего не нашли. За два месяца, с 1 июля до 1 сентября, регулятор на поддержание курса рубля в рамках заявленного на 1998 год коридора потратил 10,8 млрд долларов, в том числе предоставленных МВФ.

Восстановлени

В период 15–18 сентября 1998 года подходил срок возврата коммерческими банками России кредитов почти на 20 млрд долларов, которые они взяли в сотне банков 15 стран мира. Наши банкиры рассчитывали на то, что к концу 1998 года доллар будет стоить в пределах 7–8 рублей. Но деле его стоимость оказалась почти в три раза выше — уже 9 сентября его курс достиг отметки 20,82 рубля. Еще 20 млрд долларов следовало выплатить в сентябре западным банкам, вложившим средства в наши ГКО.
При этом макроэкономическая конъюнктура была крайне неблагоприятной. К августу 1998 года цена на нефть снизилась до 10 долларов за баррель. А в начале 1999 года упала до 7,5–8 долларов. Лишь весной 1999 года цены на нефть пошли вверх, преодолев в апреле 11-долларовый рубеж. 
«Потери капитала в банковской системе России в период кризиса превысили 100 млрд рублей, курс рубля плавающий, резервов никаких, долгов до черта», — вспоминает Виктор Геращенко, который в такой атмосфере вновь приступил к работе на посту главы Центробанка. 

В сентябре появилась отчет-программа «О состоянии денежного обращения, системы расчетов и преодолении кризиса в финансово-банковской системе» — жесткий, небольшой по объему и детально проработанный документ. Согласно ему в первую очередь следовало вывести из комы рынок ценных бумаг — уже в сентябре были запущены в оборот облигации ЦБ, названные в народе «бобры» (прежние облигации всегда выпускал Минфин). Банкам взамен ГКО был предложен достаточно надежный инструмент для работы. Тогда же был произведен взаимозачет банковских долгов, пробивший тромбы неплатежей. В результате из общего объема застрявших в комбанках 40 млрд рублей было проведено 30,3 млрд. В бюджеты всех уровней и во внебюджетные фонды по другим обязательствам перечислено 20,6 млрд рублей, в том числе в федеральную казну — 3 млрд рублей.
Виктор Геращенко рассказывает: «Нажимал на эмиссионную педаль я осторожно, мне не хотелось выпускать из бутылки джинна инфляции. Тем более что в свое время Государственная дума приняла закон, запрещающий Центральному банку кредитовать бюджет. И я не настолько сумасшедший, чтобы пойти на прямое нарушение закона, в то время как Генеральная прокуратура только и искала повод, чтобы обнаружить нарушения закона в ЦБ. Я заявил, что решение о возможной эмиссии должна принимать Дума, которой в этом случае придется нести всю политическую ответственность за последствия». 
ЦБ контролировал, чтобы освободившиеся после взаимозачета деньги не попали напрямую через банки на валютный рынок, а шли в промышленность и сельское хозяйство. Было принято решение об ужесточении валютного регулирования, в частности, об обязательной продаже экспортерами 75% полученной выручки.

Главный результат 1990-х годов в том, что ЦБ удалось «сохранить, протащить на пузе, по грязи, как угодно, банковскую систему»

Первым успехом стало одобрение шагов ЦБ президентом Европейского банка реконструкции и развития Хорстом Келером. Проведя переговоры с российским правительством, глава ЕБРР заявил, что банк продолжит инвестиции в Россию. Одновременно Парижский клуб кредиторов согласился подождать с получением выплат по текущим обязательствам РФ по погашению задолженности странам — участницам клуба. Россия должна была выплатить 600 млн долларов процентов по 40-миллиардному госдолгу, реструктуризированному в 1996 году на 25 лет.
Однако вопросы с выплатами по ГКО по-прежнему оставались. В процессе переговоров по ним каждый иностранный партнер старался выцарапать себе больше, чем он хотел или рассчитывал, когда приходил на наш рынок. Виктору Геращенко даже пришлось обратиться к зарубежным коллегам, посоветовать им «не быть жлобами», заявив, что жадные и несговорчивые иностранные банки рискуют не получить за ГКО вообще ничего. И, учитывая их предыдущие доходы по ним, это не было бы слишком несправедливо. Следовало искать компромисс, который в конце концов был найден.
Распоряжением Правительства РФ от 20 ноября 1998 года №1642 было создано Агентство по реструктуризации кредитных организаций (АРКО). Оно занялось очисткой банковского сообщества от безнадежно больных собратьев. Главным разработчиком плана спасения российской банковской системы в ЦБ стал Андрей Козлов. Его поддержал другой зампред — Александр Турбанов, который и стал в итоге генеральным директором АРКО. Виктор Геращенко идею одобрил. Чтобы не подвергать опасности провала проекта в Госдуме, ЦБ не стал вносить туда специальный закон об АРКО, а предложил стать соучредителем АРКО правительству.
Главный результат 1990-х годов в том, что, по выражению Виктора Геращенко, Центробанку удалось «сохранить, протащить на пузе, по грязи, как угодно, банковскую систему».

 Подробнее об изложенных событиях можно прочитать в книгах серии «Экономическая летопись России»