В прошлом году на Международном банковском форуме я говорил о двух вещах: об искусственном интеллекте и о секторальном лицензировании — о том, что нужно уйти от разницы в лицензиях банков и небанковских структур, потому что все ползут «на одну поляну» с разных мест. Маркетплейсы ползут на «поляну» экосистем со стороны торговли, банки ползут со стороны финансов. В действующей «разлиновке» видов деятельности практически нерешаема задача устранения арбитража. Возможно, нужно замахнуться на получистый лист, попробовать «подойти еще раз к снаряду» и посмотреть на образовавшуюся среду и ее перспективы несколько иначе.

Что касается искусственного интеллекта, в этой сфере нельзя отрицать проблемы. «Яндекс» сошел с дистанции — это значит, с точки зрения национальных провайдеров, что Сбер получил фактически монополию. Это очень плохо, но еще хуже, если вообще не будет никого. Сегодня мы можем ориентироваться либо на Сбер, либо на Китай, либо на Соединенные Штаты — такие в этой сфере стратегические угрозы. Но справедливо было бы посмотреть и на развитие.

Мы уперлись в парадигму догоняющего, и пора перейти в парадигму идущего впереди.

Центральный банк всегда играл лидирующую роль в развитии финансового рынка. Нам нужно было пройти путь, который западные страны «золотого миллиарда» прошли за несколько десятков лет, достаточно быстро. Были правильные практики, были международные стандарты, и задача заключалась в преодолении этого разрыва и достижении современного понимания регулирования финансового рынка.

Эта задача в целом была решена еще в прошлом десятилетии. Сейчас мы уперлись в то, что мы нащупываем дальнейшие подходы, так же, как и коллеги из-за рубежа. Парадигма, где регулятор лучше рынка знает, куда идти, исчерпала себя в связи с тем, что нет примера, на который можно ориентироваться. Поэтому очень важно повысить роль рынка.

Я прочитал недавно опубликованный проект «Основных направлений развития финансового рынка на 2026–2028 годы». Все очень хорошо написано и про роль рынка, и про роль государства, и про доверие на финансовом рынке. Но в жизни мы действуем немного по-другому. Пугает, что проактивная позиция регулятора в купировании потенциальных будущих рисков очень сильно снижает рыночную инициативу. И у рынка есть такие опасения, когда ЦБ не в результате рыночных практик купирует состоявшиеся угрозы, а пытается придумать угрозы на будущее и купировать их до того, как они состоялись в рыночной практике.

Парадигма «догоняния» закончилась, а парадигма движения вперед в тумане предполагает большее доверие рынку, тем более что рынок уже изменился благодаря действиям регулятора, в том числе с точки зрения менталитета руководителей.

И рынок это уже показал в 2022 году. В отличие от 1991 года, когда произошел развал Советского Союза, «красные» директора не смогли наладить экономику и была огромная безработица — ученые, профессора на Арбате торговали часами и книгами. Сегодня в кризисной ситуации, наоборот, мы наблюдаем огромный дефицит кадров. Рынок может быстро адаптировать экономику под внешние вызовы, и у регулятора есть основания доверять рынку.

Тревожит, что стабильность финансового рынка достигнута за счет двух факторов: очень большая доля государства в собственности и очень маленькое принятие банками процентного риска. Большинство кредитных портфелей — с плавающей ставкой, то есть банки самоустранились от своей функции. Они просто превратились в передачу депозитов в кредиты с точки зрения кредитного риска, но устранились от принятия процентного риска на себя. В условиях, когда государство является источником, а не демпфером волатильности, для предприятий процентный риск может превращаться в кредитный риск для банков. Потому что у нас разброс процентных ставок и ключевой ставки очень высокий, волатильность очень высокая. С точки зрения финансовой стабильности и устойчивости работы финансового сектора как поставщика средств для модернизации экономики это проблема, которая требует внимания.

Это не упрек банкам, а вынужденная их позиция — выживать, управляя всей системой рисков и перекладывая эти риски на реальную экономику.

Справедливое распределение рисков начинается с того, что государство является источником подавления волатильности, а не источником самой волатильности.

Пока «сюрпризы», которые финансовый рынок получает от государства, повышают волатильность, такой маленький рынок, как Россия без доступа к глобальному рынку, абсорбировать [риски] не в состоянии.

Вообще, можно привести пример таракана в супе. У нас все хорошо, и суп у нас отличный. Но есть отдельные «тараканы», которые могут испортить этот продукт. Поэтому мы больше говорим про «тараканов», но это не означает, что мы видим во всем плохое.

Главная проблема — в самой парадигме, что «ничего нельзя». Например, Мосбиржа сделала маркетплейс «Финуслуги» для населения, а для юрлиц предлагать продукты на нем нельзя. Почему надо для этого поменять такое количество законов? Мы хотели запустить дериватив на биткоин — нельзя было до тех пор, пока не изменили регулирование. Три года шла дискуссия о цифровых свидетельствах на утилитарные цифровые права и на ЦФА, закон подготовили, но он до сих пор не принят: все еще идут рассуждения, должны ли быть подключены брокеры к дистрибуции. Почему не дать человеку выбор, почему регулятор за человека решает, как ему выходить на финансовый рынок?

Конечно, всегда будут шероховатости. К примеру, на рынке ICO, нерегулируемом рынке первичного размещения токенов и монет, 95% размещений — мошенничество. Но это не значит, что нужно все запретить, потому что в оставшихся 5% и есть будущее, возможный потенциал, который нужно реализовывать.

Любой эксперимент выливается в двух-трехлетние дискуссии об изменении регулирования. Невозможно таким темпом нащупывать ниши, которые позволят российской экономике и отечественному финансовому сектору выйти на другой уровень и зарабатывать деньги. В условиях, когда мы «догнали» и нам нужно не «догонять», а «опережать», свободы рынка должно быть больше.

По материалам выступления на XXII Международном банковском форуме в Сочи