— Андрей Андреевич, как вы оцениваете то, что сейчас происходит в области private banking у нас в стране?

— Прежде всего, давайте определимся с термином. Что вы имеете в виду под private banking? Я склонен считать, что у нас в стране бытует неправильная трактовка этого термина и «размывание» его первоначального смысла.

Под private banking у нас чаще всего понимают формально выделенные подразделения банков и компаний, чаще всего — сейлз, которые работают с более крупными клиентами. За этим стоит не предложение клиенту специфических продуктов и решений, а стремление решать проблемы самой компании. Например, большинство российских банков обозначают этим термином механизм привлечения крупных депозитов. И зачастую для клиента private banking в банке — это прежде всего способ решения проблем сервиса. В некоторых банках, которые продвинулись в понимании сути этого термина чуть дальше, это может быть расширенный набор услуг, который, кстати, может включать в себя и довольно неожиданные вещи. Например, вы, будучи клиентом подразделения private banking, можете выдать доверенность менеджеру банка на совершение операций от вашего имени. Это очень удобно и очень по-российски — менеджер по вашему звонку переводит ваши деньги по указанным реквизитам. Фактически молодой человек в банке по доверенности распоряжается миллионами долларов клиентов, и единственное, что удерживает эту конструкцию от взрыва, — его личная порядочность. Это «рискованная» форма обслуживания.

— Но вы же признаете ее удобной, тем не менее…

— Это специфика российского бизнеса, связанная с тем, что здесь все всех знают. Речь идет об очень тонкой прослойке людей, которые вроде бы друг другу доверяют…

Кроме того, в России нет законодательно закрепленных механизмов и средств коммуникации, уже существующих на мировом рынке. Швейцарские банки, выстраивают четкую, сбалансированную систему за счет работы в рамках существующего права, позволяющего принимать и телефонные приказы, и приказы по электронной почте. А у нас таких правовых норм просто нет. Но главная проблема не в этом. На поверку, российские банки в рамках private banking предоставляют, в общем, тот же набор услуг, что и в ритейле, только возможно с более развитым сервисом. Это некоторая форма украшения сервиса банка, создающая маркетинговый антураж. Скорее, тут надо оперировать понятием «VIP-обслуживание» — вопрос только в объеме средств клиента.

— Некоторые управляющие компании тоже используют этот термин…

— Управляющие компании всего лишь создают продукты, в которые предлагают клиентам вкладывать деньги. Основная их задача, опять же, продать свои продукты, их бизнес базируется на «производстве», а не на работе с клиентами. Отсюда понимание под «private banking» обычной продажи инвестиционных продуктов более крупным клиентам. Это смешение понятий достигает уровня абсурда в компаниях, которые продают под видом private banking ПИФы — совершенно ритейловый инструмент.

Это смешение понятий достигает уровня абсурда в компаниях, которые продают под видом private banking ПИФы — совершенно ритейловый инструмент

— То есть «правильного» private banking в России нет?

— Понятие «private banking» имеет долгую историю.

Оно сформировалось еще в средние века. Корни возникновения этого института ведут к генуэзским меняльным конторам, которые аккумулировали средства определенной группы людей и могли выдавать деньги по доверенности в пределах своей разветвленной по городам сети. Из этих меняльных контор со временем и возникли частные банки, принадлежащие семьям. А когда появилось понятие инвестирования, эти же банки стали агентами инвестирования, не будучи в состоянии составить конкуренцию за корпоративные услуги — это была прерогатива цеховых и государственных банков. Постепенно такие банки стали специализироваться на специальных решениях и частных инвестициях. К началу XIX века рынок обслуживания частного капитала уже сформировался. Его отличительными чертами были: исключительная надежность института, отсутствие собственных инвестиционных позиций, неучастие в других бизнесах типа кредитования, персональная имущественная ответственность владельцев перед клиентами. В России таких банков просто нет.

СПРАВКА БО

Андрей Мовчан работает на российском и международном финансовом рынке около 20 лет. До создания компании «Третий Рим» на протяжении шести лет был председателем правления группы «Ренессанс Управление инвестициями». До этого он занимал должность исполнительного директора инвестиционной компании «Тройка Диалог», где создал и руководил бизнесом «Финансовых решений». Входил в состав высшего менеджмента ряда крупнейших российских коммерческих банков. «Самый успешный руководитель УК в России» по версии журнала Forbes в 2006 году, лауреат премии «Персона года 2006» РИА РБК и «Лучший руководитель УК» по версии журнала «Финанс» в 2008 году.

Сейчас в мире в сфере управления капиталами существует еще одна категория игроков, это wealth-менеджеры, или multi family offices. Это советники, задачей которых является формирование для клиентов палитры продуктов и услуг в разных местах. Они не так много производят собственных услуг и продуктов, в основном они их отбирают на рынке. Это своего рода мультибрендовые бутики, структуры, которые привлекают крупного клиента потому, что у них есть ответы на любые его вопросы.

Такие wealth-менеджеры не могут эффективно работать внутри банка в качестве его подразделения, так как им необходима независимость. И вот такой институт образуется быстрее. И я бы ожидал, что развитие private banking в России должно начинаться с роста таких институтов.

— Ваша компания по сути wealth-менеджер?

— Да.

— Появление такого типа компаний на отечественном рынке управления капиталами — это событие?

— И да, и нет. На нашем рынке есть некоторое количество компаний, которые действовали примерно таким же образом, как наша. Но, как правило, эти компании кэптивны либо к каким-то структурам, либо к определенным людям. Поэтому они решают в основном проблемы своих акционеров и партнеров, и случайным образом — проблемы других клиентов. Я осторожно могу предположить, что мы для рынка являемся первой компанией, которая идет с другой стороны — как абсолютно независимый провайдер, равноудаленный от всех клиентов, который формирует wealth management именно в классическом понимании. Таких компаний и в мире не очень много.

Российские банки умеют гораздо меньше, чем их коллеги на Западе. Открыть счет клиенту в российском банке и управлять им эффективно мы не можем

— Вы считаете, что наш рынок уже готов к появлению компаний этой категории?

— Здесь есть хорошая новость и плохая. Хорошая состоит в том, что на этом рынке практически нет конкуренции, практически никто не предлагает услуги wealth management. Плохая новость в том, что клиенты пока мало готовы к потреблению таких услуг.

— В чем суть взаимодействия с банками такой компании, как ваша? Вы сотрудничаете сейчас с российскими банками?

— В случае необходимости мы можем размещать деньги клиентов на депозитах в банках. Но это для нас небольшой бизнес. Нам интересней рыночные инструменты. Мы используем — если говорить не о российских, а о западных банках — их платформу для управления активами клиентов, управляем счетами клиентов в западных банках. Здесь все отработано, западные банки отлично торгуют, отлично отчитываются в режиме онлайн с «закачкой» информации в нашу систему. Делать это в России пока невозможно. Не потому, что законодательство мешает, а потому, что наши банки к этому не готовы морально и технически. Российские банки умеют гораздо меньше, чем их коллеги на Западе. Открыть счет клиенту в российском банке и управлять им эффективно мы не можем — банк не готов давать нормальную отчетность и предоставлять информацию, исполнять ордера так, как их нужно исполнять. Банки не имеют торговой практики и не в состоянии оперировать на разных площадках.

Происходит обратное — умирание кредитной работы. Существующее регулирование тщательно следит за тем, чтобы никто из тех, кому нужны деньги, их не получал

К сожалению, пока мы не нашли отечественного коммерческого банка, с которым возможно эффективное партнерство. Хотя с удовольствием сделали бы это. Если наши банки могли бы кредитовать под залог портфелей, если они могли бы покупать у нас секьюритизированные инструменты и оперировать на своих платформах деньгами наших клиентов, все было бы по-другому. И тот факт, что нам приходится строить партнерские отношения с зарубежными банками, а не с российскими, конечно, меня огорчает. Ведь российский рынок — это интересный и большой рынок, это 700 млрд долларов потенциальных клиентских портфелей.

— Вы могли бы пояснить — какие клиенты пользуются услугами wealth management?

— Клиенты самые разные. В основном это владельцы бизнеса среднего размера или топ-менеджеры. Основная часть клиентов — это люди, которые уже продали свой бизнес и заботятся о своем состоянии, значительная часть — активные бизнесмены. Есть СЕО крупных компаний, которые получили свою долю от продажи компании или бонусы и хотели бы разумно распорядиться средствами.

— Этот портрет сходен с портретом клиентов банковских подразделений private banking.

— Да, конечно.

Основная тема, которая волнует всех,- как реструктурировать то, что сделано до кризиса

— А переток клиентов из банка в сферу wealth management возможен?

— Мы не находимся в борьбе с банками за клиента, у нас разные сервисы. Мы работаем с клиентами, у которых 20 млн долларов собственного состояния и больше. Их примерно 40 тысяч в стране. И они прекрасно понимают, для чего нужен банк, а для чего — компания wealth-manager. Как правило, клиент использует оба способа работы. Через банк идет обслуживание его базовых счетов, зарплатные проекты и так далее. А второй способ — это частный банк, где он ведет свои инвестиционные дела. И эти вещи не пересекаются. Пересечение возникает, если клиент пытается через банк делать инвестиции, у него не получается и он начинает искать какую-то надстройку. Или когда клиент через нас хочет сделать депозит — просто ему это удобнее. Но все эти пересечения по большому счету дружественные. У нас не бывает ситуаций, когда банк приходит и говорит: «отдайте клиента», или наоборот.

— Какие интересные тренды вы видите на рынке сегодня?

— Мы сейчас делаем довольно много рефинансирования. Основная тема для бизнесов среднего размера — рекапитализация.

Второй тренд, который мы начинаем видеть, это консолидация венчурной индустрии. Очень много компаний, которые не являются мейнстримом — то есть это не нефтяные или газовые компании, начинают собираться в кластеры и создавать реальный бизнес. Примеров много, причем самых экзотических — от компаний, оказывающих ремонтно-наладочный сервис ресурсной индустрии, до компаний, которые делают судовые и летные тренажеры — оказалось, что это очень важный и востребованный бизнес.

Я бы очень хотел сказать, что появился тренд создания здорового кредитного поля, но это неправда. Происходит обратное — умирание кредитной работы. Существующее регулирование тщательно следит за тем, чтобы никто из тех, кому нужны деньги, их не получал. Система резервирования, связанная с кредитованием, на сегодня устроена таким образом, что если компании действительно нужен кредит, банку крайне невыгодно его выдавать. Мы приходим в крупные банки, которые ломятся от ликвидности, с предложением «дайте кредит прекрасной компании, у которой великолепный бизнес». На что банкир отвечает: «Вы знаете, если у нас залоговая масса не превышает объем кредита в разы, а текущие доходы не покрывают возврат кредита с процентами, то у нас сразу такое резервирование, что я не могу на это пойти». Как вы думаете, если залоговая масса во много раз превышает размер кредита, а текущие доходы покрывают платежи — нужен кредит такой компании? Если так дальше пойдет — у нас останутся банки и исчезнут предприятия.

— Вы часто общаетесь с банкирами, какая из тем, на ваш взгляд, звучит в разговорах с ними чаще всего?

— Основная тема, которая волнует всех, — как реструктурировать то, что сделано до кризиса. Процесс крайне сложный, регулирование не помогает раскрывать «нарывы» и лечить — провоцирует переход процесса в хронический. Все банки очень боятся за капитал. Делать ничего не могут и считают, что все «зарастет» само по себе.

Я сегодня все время сталкиваюсь с одной и той же ситуацией: есть предприятие, оно хочет и могло бы работать, но у него такая долговая нагрузка, что оно может только умереть. Надо делать нормальное банкротство, очищать от долгов, возобновлять работу!

А сделать его не дает банк. Почему? Потому что ему надо будет списывать кредит. А списывать кредит — падает капитал, падает капитал — ты не можешь выдавать другие кредиты, значит — ты не можешь работать. Получается замкнутый круг. И в результате мы все живем в иллюзорной картинке, как будто все хорошо, а петелька затягивается… Идея фондов «плохих» долгов и моратория на нормативы по капиталу была не такой плохой.