Павел Самиев: Виктор, предлагаю для начала сформулировать определение устойчивого развития и ESG. 

Виктор Четвериков: 17 целей устойчивого развития (УР), которые приняла ООН более 15 лет назад, предполагают развитие общества, человеческого капитала, экологии и способствуют сохранению биоразнообразия планеты. Изначально цели УР были сформулированы на уровне политик государств и должны были реализовываться на уровне государственных программ и нормативных документов. Поэтому большая часть подписавшихся стран разработала собственные таксономии, которые стали основой документов, содержащих терминологию и направления развития зеленых финансов на суверенном уровне. И дальше на этом уже строились отраслевые стандарты, этические кодексы и принципы работы отдельных компаний или направлений проектов. 17 целей устойчивого развития трансформировались в принципы ESG, что расшифровывается так: E (Environmental) — экология и окружающая среда, S (Social) — социальный аспект и влияние на общество и G (Governance) — в какой-то степени корпоративное управление и все, что связано с управлением УР. Эти три основных составляющих легли в основу устойчивого развития компаний. Крупные организации, особенно международные, давно работают в этом режиме, в основе которого — нефинансовая отчетность, агрегирующая показатели социально-экологических, управленческих паттернов, говорящих о развитии компании в этом направлении. Не так давно за рубежом было еще много разных стандартов, которые косвенно или напрямую описывали принципы УР, но сейчас создана и дорабатывается единая европейская таксономия, которая как раз и должна положить конец этим разночтениям, потому что единых подходов, стандартов и толкований нет. Она будет постоянно совершенствоваться, так как направление устойчивого развития сегодня — самое бурно развивающееся направление.

Павел Самиев: Какие сейчас ключевые тенденции ESG в России?

Виктор Четвериков: В России закончен проект таксономии, которую администрирует Минэкономразвития, а методологическим центром является ВЭБ.РФ. На сайтах уважаемых организаций опубликована уже пятая или шестая редакция таксономии. Именно она станет основой структуры российского рынка зеленых финансов. 

Есть компании, давно реализующие у себя повестку ESG, и созданная таксономия станет хорошей основой для развития. На российском рынке уже 15 зеленых выпусков на Московской бирже.

Павел Самиев: А все ли размещенные зеленые бумаги можно назвать таковыми? Кто является арбитром, способным подтвердить соответствие ESG?

Виктор Четвериков: Следует отметить, что эмитент зеленых облигаций сам должен реализовывать в своем бизнесе принципы ESG, это его добровольное решение, одобренное акционерами и реализуемое менеджментом. Соответственно выпуск любых облигаций устойчивого развития, включая зеленые, должен помимо соответствия принятым параметрам и требованиям, предъявляемым к облигационному выпуску, еще и соответствовать заявленным зеленым целям. Подтверждает соответствие сначала экологическая или аналогичная экспертиза (своеобразный аудит проекта), а потом на основании этого «инженерного аудита» выражает второе мнение в форме SPO верификатор зеленого выпуска. На Московской бирже их заявлено 17. Среди них кредитные рейтинговые агентства, аудиторы и экспертные компании. И мы подходим к теме green washing, от которой нельзя уйти. Зеленый камуфляж существует и за рубежом, там много выпусков, не соответствующих заявленным целям. То есть они объявляются зелеными, а через какое-то время инвесторы обнаруживают, что цели изменились, или проект немножко ушел в сторону от начального направления, или первоначальна оценка (экспертиза/аудит) не проводилась. Причин много — желание сэкономить на времени, на стоимости этапов и откровенное заблуждение инвесторов.

На российском рынке «побежали» очень быстро и стали в эмиссии часто прописывать только международные принципы ICMA (Международной ассоциация рынка капитала), которые очень важны по своей сути, но все-таки являются верхнеуровневыми целями и рекомендациями. Они подразумевают ориентиры на суверенные таксономии, отраслевые стандарты и национальные проекты. Игнорировать это — достаточно странный шаг. Есть много специфики в суверенных экономиках. В России не только своя таксономия, но и много других ведомственных и отраслевых стандартов, в соответствии с которыми экономика и ее субъекты функционируют уже сейчас, национальные стандарты и проекты, связанные с экологией, образованием, здравоохранением и так далее. Кроме того, есть Положение Банка России 706-П, в котором сформулировано, что такое зеленые и социальные облигации. У нас получилось, что, например, выпуск РЖД на 100 млрд соответствует ICMA и поэтому включен в ее реестр и реестр ВЭБ.РФ, но не соответствует Положению ЦБ, поэтому в списке Московской биржи вы его не увидите. Явная несогласованность. Хотя такое возможно на этапе формирования рынка. 

Есть такое разночтение, правда, на Невском экологическом конгрессе в этом году стало известно, что ЦБ принял решение о корректировке Положения 706-П. То есть специфика выпуска будет описана в самом отчете эмитента в инвестиционной декларации, где будет прописано, что если облигация перестала быть зеленой или отозвано заключение верификатора (а возможно, и оценщика), то облигации начинают жить обычной жизнью облигаций с отложенным условием. Либо будет повышаться ставка, либо выпуск частично должен выкупить организатор, либо что-то с ним еще произойдет. Эти правила должны быть прописаны для будущих выпусков в проспекте эмиссий, причем желательно крупным, а не мелким шрифтом, чтобы инвестор понимал правила игры на тот случай, если выпуск перестанет быть зеленым. И это дополнительная защита инвесторов при недобросовестном поведении эмитента либо непрофессиональной оценке проекта или верификации выпуска.

Что касается КРА, которые аккредитованы Мосбиржей в качестве верификаторов, то их три, у них заявлена соответствующая методология в Банк России, и они могут осуществлять такие услуги. Список всех верификаторов есть на Московской бирже, в секторе УР, где торгуются облигации зеленых и социальных выпусков. Также в ВЭБ.РФ есть свой реестр верификаторов, где пока три агентства. Там наше агентство тоже присутствует. Таким образом, верификаторами являются компании, которые выдают суждение, что выпуск соответствует заявленным стандартам и целям. 

Павел Самиев: В России в этом смысле система построена, как и в других странах?

Виктор Четвериков: За рубежом больше верификаторов, потому что нет системы регулирования или ограничения в деятельности именно оценщиков зеленых финансовых продуктов. То же самое касается и ESG-оценок. За проведение таких оценок, как правило, экспертным компаниям или рейтинговым агентствам платят инвестиционные фонды. Там кредитные рейтинговые агентства вообще занимают не такую большую долю в оценке ESG и верификации облигаций, как экспертные агентства. Как правило, в США и Европе работают экологи, и есть ряд экспертных международных агентств, где в штате работают эксперты, которых я условно называю «экологи-инженеры». Они замеряют характеристики воды, воздуха и так далее. Естественно, мы как верификаторы этим не занимаемся, хотя работаем с экспертными компаниями, чтобы они нам помогали в такой экспертизе.

Павел Самиев: Разве правильно, что такой упор делается именно на экологический фактор? Он ведь — один из многих факторов. 

Виктор Четвериков: Если мы говорим о ESG, то да, очень часто перекос идет в сторону экологии. Еще один фактор, который может превалировать в оценках, — это G, или корпоративное управление (иногда его называют корпоративной средой). Как показывает анализ российских компаний, публикующих свою отчетность, как раз вопросы экологии раскрыты меньше всего. Такая же история за рубежом, то есть больше всего раскрыт корпоративный аспект, затем социальный, а потом уже экология. 

Мы много говорим об экологии, наверное, потому что трансграничное регулирование очень сильно коснулось российских углеводородных компаний. Оно, видимо, и затронуло эту тему, поэтому у нас все — о климатических рисках и об экологии. 

А в оценках ESG очень важно, чтобы все три фактора были с одинаковыми весами, или одинаково важными. В этой оценке важны все факторы, они помогут в равной мере достигать целей устойчивого развития.

Павел Самиев: Не могу не спросить про один из обсуждаемых с точки зрения ущерба экологии кейсов, когда крупная промышленная производственная структура с упором на добычу полезных ископаемых столкнулась с серией больших аварий. Эта компания имела высокий рейтинг как раз по УР. В отчете было отмечено, что у компании очень хорошая инфраструктура работы с экологическими рисками и соответственно минимизация этого фактора — на высшем уровне. В итоге оказалось, что износ инфраструктуры, который и привел к этим авариям и выбросам вредных веществ, не соотносится с такой оценкой. 

В связи с этим вопрос: а не окажется ли впоследствии, когда будет уже большое количество оценок соответствий каким-то принципам ESG, что верификаторы видят только вершину айсберга, в отличие от кредитных рейтинговых агентств, которые оценивают финансовое состояние. Потому что верификаторам сложнее докопаться до реального состояния физических и производственных мощностей с точки зрения экологичности и структуры производств и других факторов, которые сложно оценить. То есть нужен полноценный аудит: насколько такой риск может быть реализован, особенно с учетом того, что регулирование здесь совершенно не такое, как в сфере кредитных рейтингов. Этот момент не смущает с точки зрения перспектив как раз для верификаторов и оценщиков?

Виктор Четвериков: Не смущает. Это сейчас эволюционирующее направление. Кстати, за рубежом уже задумываются, чтобы регулировать деятельность такого рода верификаторов и агентств, присваивающих ESG-рейтинги. Думаю, что тут мы будем несколько впереди, потому что ЦБ эту историю уже собрался брать под свой контроль, то есть как кредитно-рейтинговое агентство мы и так уже регулируемся, просто, наверное, будет усилен надзор за тем, что мы делаем в области ESG. Но и другие экспертные компании, если ЦБ примет такое решение, будут пополнять реестр или исключаться из него. 

Та компания, о которой ты говоришь, попадала в наш рэнкинг экологической открытости. А в последние три года она, на удивление, стала закрываться, становиться менее публичной. То есть стали исчезать из публичного доступа отчеты об аварийности, за что активно всегда боролся в том числе WWF России, требуя раскрытия данных. У них ряд документов стал носить формальный характер. В итоге эта компания сначала ухудшила свое положение среди ранжируемых компаний, а в итоге покинула рэнкинг, поскольку ее присутствие в нем стало уже невозможным.

Я думаю, что за это в ESG-рейтинге могут быть штрафы за экологическую составляющую, но, например, социальная и корпоративная составляющие могут оставаться. Важно, чтобы экспертиза не превратилась в бумажную оценку. Например, кредитно-рейтинговые агентства опираются на аудированную финансовую отчетность аудиторов или каких-то других серьезных оценщиков, которые несут ответственность вплоть до уголовной. К этому тоже медленно придет рынок. Пока приходится руководствоваться этическими принципами. 

Пока нет даже стандарта нефинансовой отчетности. А заверение даже составленной самой компанией проходят не более 20% компаний. Появятся стандарты и Закон о нефинансовой отчетности —  и нам как счетной компании будет гораздо легче. Сейчас пока приходится самим анализировать и проверять внимательно документы, представленные компаниями, смотреть достижение установленных показателей и следить, как вживую работает система управления устойчивым развитием. Просто документов уже мало. На них в лучшем случае можно только рэнкинг построить . Поэтому процедура КРА при присвоении рейтинга ESG и напоминает во многом процедуру получения кредитного рейтинга. Именно процедура, так как в данном случае ни о каком расчете вероятности дефолта речь не идет. 

Павел Самиев: А если посмотреть глазами инвестора? Допустим, есть бумаги, которые верифицированы как зеленые, а есть просто облигации с теми же ставками и кредитными рейтингами. Что это дает инвестору, какие в этом плюсы помимо того, что это просто модно? 

Виктор Четвериков: За рубежом, например, уже более 4 тыс. компаний, подписавших принцип ответственного инвестирования. Да, ставки, возможно, сейчас одинаковые, хотя есть некоторые расчеты разных аналитических компаний, показывающие, что если строить портфель полностью на ESG-истории, то доходность получается повыше. 

Может оказаться, например, что эмитент (условно, какая-то угольная компания —  этот сектор в Европе считается токсичным) просто выпадет из портфеля ряда инвестиционных фондов и банков, и соответственно ликвидность такой бумаги может неожиданно упасть. То есть вкрапление этих ESG-факторов сегодня является еще определенной гарантией против исключения из какого-то списка портфелей или стратегий и снижения риска для инвестора в целом.

Павел Самиев: Это логично, когда какой-то фонд решает, что он работает с бумагами, соответствующими ESG. Я думаю, что до ограничений, которые именно регулятор будет устанавливать для тех же институциональных инвесторов (что какая-то доля может приходиться на несоответствующие бумаги), далеко даже Европе. Если «в моменте» посмотреть структуру у пенсионных фондов или у страховых компаний, то невозможно установить какой-то более значимый лимит на бумаги, даже если эти эмитенты попытаются пройти очередную верификацию. Лет через пять, может быть, и регулирование до этого дойдет. 

Виктор Четвериков: У нас сейчас быстро все развивается, есть шанс, что мы, как обычно, немножко забежим вперед, потом будем выпускать новые версии с учетом того, что обогнали сами себя. 

Павел Самиев: А если переместиться на позицию эмитента, выпускающего зеленые бумаги? Что это дает ему? 

Виктор Четвериков: Сейчас для эмитента в России — это больше патриотический шаг. При размещении эмитенту нужно еще и компенсировать расходы на эмиссию, поскольку оценка проекта зачастую длится от двух месяцев до двух лет. Помимо этого надо потратиться на организатора, кредитные агентства, верификаторов и т.д. Пока выгоды действительно не так много. Сейчас делаются выпуски, если есть понятный проект, например, солнечные батареи, суперэкологичные, зеленые трамваи и так далее. Иногда для инвестора это очень важно, так как это его вклад в экологию, которым он будет гордиться. Таких инвесторов становится больше, потому что новые поколения не столь зациклены на самом факте дохода, для многих из них их вклад в будущее становится приоритетным.  

Если посмотреть на международные рынки, то тенденция для инструментов устойчивого развития — это несколько большая доходность из-за спроса на фоне более низкой рисковой составляющей. Кредитный анализ оценки устойчивого развития не заменят, но могут существенно дополнить и даже нивелировать в определенных проектах.

Вопрос будущего, и это задача регулятора, — что-то предпринять в этом направлении. Что касается кредитования банков, то прогресс есть. ЦБ будет кредитовать по ключевой ставке банки, которые следуют в своей повестке принципам ESG, а для тех, кто их отрицает, ставка будет повышенной. 

Павел Самиев: Мы видим, что все сейчас держится на энтузиазме инвесторов и эмитентов, и ни те, ни другие не видят явного экономического эффекта. А государство, в частности финансовый регулятор, зачастую является драйвером изменений, в том числе технологических и институциональных, когда принуждает к прогрессивным, но экономически невыгодным изменениям. Когда речь о технологической стороне развития финансового рынка, это понятно, у ЦБ в этом смысле есть механизмы и инструменты. А что касается УР, кто может быть таким драйвером?

Виктор Четвериков: Благодаря Минэкономразвития создана межведомственная группа, в которую вошли представители всех министерств и ведомств, в том числе и ЦБ, и версия таксономии, о которой говорили выше, родилась благодаря слаженной работе этой группы. 

ВЭБ.РФ является методологическим центром в области зеленых проектов, это второй центр, который будет создавать какие-то дополнительные документы. Наверняка помимо требований к верификаторам, к проектам они будут создавать отраслевые стандарты. А дальше подключатся ведомства и министерства, которые будут уже на своем уровне разрабатывать внутренние документы, которые тоже будут способствовать развитию того или иного направления.

Третьим драйвером можно назвать биржу, которая создала сектор УР, куда скоро добавится еще один инструмент. В связи с тем, что многим компаниям нужен переходный период к зеленым финансам, они попадают в сектор transition finance, у нас он обозначен как адаптивные финансы, адаптивные облигации, которые в скором времени тоже будут инструментом УР. 

Главной движущей силой могут и должны стать инвесторы; изменение их сознания, ожиданий и требований отразится на фондовом или финансовом рынке в первую очередь.

Павел Самиев: Какова ситуация с внедрением ESG-принципов с точки зрения отраслей финансового рынка: банков, страховых, инвестиционных компаний? Это же провайдеры, в том числе финансирования, и понятно, что они должны формировать в какой-то степени отношение к ESG у своих заемщиков, если говорить про банки, и у страхователей, если речь идет о страховом рынке. 

Виктор Четвериков: Когда мы у себя делали оценку ESG в разных сегментах, мы обратили внимание, что должны использоваться релевантные показатели в разных сегментах. Мы определили три ключевые отрасли: промышленность, производство и добыча; услуги и ретейл; финансовый сектор со страховыми компаниями, банками, и так далее. 

Ретейл, на мой взгляд, — самый большой драйвер роста, потому что ретейл косвенно влияет на экологию, и ему не надо перестраивать производство. Также он находится на стыке между покупателем и производителем, то есть может диктовать условия и просвещать население. Там много международных брендов, которые привнесут лучшие стандарты. 

Что касается промышленного производства и добывающих компаний, то там компании давно уже по несколько лет занимаются у себя внедрением практик ESG. Производство — это как тяжело нагруженный товарный состав, у которого тормозной путь 2 км. Оно не может резко остановиться и начать работать иначе. Поэтому некоторые зеленые облигации, которые, возможно, мы скоро увидим, будут направлены на замену какой-то части производства. Не обязательно менять все целиком, можно заменить какую-то одну линию, или поставить уловители вредных веществ, или решить вопрос с водоотводом, водопотреблением. Это все тоже целевые проекты, куда можно направить зеленое финансирование. Но потребуется больше времени, и придется скорее руководствоваться адаптивными финансами, KPI и строить стратегию развития с учетом выхода на более экологичные показатели. 

Финансовый рынок тоже косвенно влияет. Он кредитует и финансирует проекты и клиентов, и они могут сами требовать выполнения принципов УР. Сейчас это идет немного сложно, банки пытаются разработать свой кодекс профессиональной этики и свои ESG-стандарты. 

Страховые компании об этом пока только задумываются — около четырех компаний что-то заявляют официально. Управляющие компании тоже активно этим занимаются. Потому что у них фонды, ответственное инвестирование и клиенты, требующие этого. Нельзя сказать, что там огромный приток клиентов, это экзотика для российского инвестора, но их количество будет расти.

Павел Самиев: Правильно я понимаю, что есть идея, чтобы по каждой отрасли — банковской, страховой, инвестиционной и так далее — был ежегодный отчет об УР, показывающий и ситуацию в этой отрасли, и интеграцию компаний в процессы ESG? 

Виктор Четвериков: Идея хорошая. Тем более что ЦБ сейчас активно работает по зеленым финансам, там порядка десяти рабочих в группе на разных уровнях; потом они, видимо, объединятся и квинтэссенция этой работы появится и в аналитике, и в описании. Будет здорово, потому что отчет об УР по России уже есть. Его можно посмотреть, там прописаны все цели УР и их реализация на уровне решения суверенных задач.

Павел Самиев: Какая сейчас ситуация с точки зрения динамики уровня климатических рисков, какие перспективы с точки зрения рисков потерь, угроз для нашей экономики, для ее субъектов и в каких сегментах это наиболее существенно? 

Виктор Четвериков: В климатических рисках как раз большая роль страховых компаний. Есть группа, формирующая два вида физических и законодательных рисков в международной области, и мы, и ЦБ эти стандарты знаем. На мой взгляд, для ЦБ важнее не столько климатические риски, сколько ответственное финансирование и страхование. И в части климатических рисков было много исследований, например, что если на полтора градуса, как международные компании заявляют, вырастет средняя температура, то нам нечего будет страховать. Многие считают, что если потеплеет, то наша страна от этого выиграет. Международные исследования говорят об обратном. Лучше точно не станет. 

Поэтому проблема заключается в том, что за рубежом давно есть база данных по таким климатическим инцидентам. Они собираются около 20 лет, и на их основании страховые компании выстраивают свои оценки, потому что, не имея такой базы, особенно в числовом выражении, что важно для оценки риска, сложно посчитать коэффициент, необходимый для страхования того или иного региона, компании, вида деятельности. 

Вв начале этого года Минэкономразвития выпустило приказ для регионов, который позволит формировать свою базу по таким климатическим инцидентам. Но в этом приказе я не увидел именно числовой серьезной оценки. Там нет оценки ущерба, что нужно для оценки климатических рисков. А через какое-то время посчитать это будет сложно. Это нужно делать сразу. Если этот недочет не будет ликвидирован, мы не получим базу данных при последующей оценке лет через 10. Это важная история, но страховщики ее пока только изучают.

Ну, и конечно, надо сказать о промышленных предприятиях, которые оказывают прямое воздействие на окружающую среду. Их трансформация займет значительное время. Оценкой климатических рисков и их влияния, расчетом углеродных единиц и оценкой по методике Score 1 занимаются многие крупные компании. Но очевидно, что перестройка производства и внедрение инновационных составляющих — это сложный, капиталоемкий процесс. Сейчас важно таким компаниям определить дорожные карты и конкретные показатели, в соответствии с которыми они будут трансформировать свой бизнес не только в рамках климатической повестки и рисков, но и в направлении достижения ЦУР. Достижение этих показателей от года к году и будет залогом их успеха в данном направлении.

Павел Самиев: Да, страховщики изучают, потому что видят, что спроса с точки зрения страхования именно в этой части рисков пока нет. У нас в основном страхуется либо то, что принудительно и обязательно надо страховать, либо имущественные риски, связанные с хищением, техногенными авариями и так далее. Климатические риски — это более эфемерная вещь, она — вне ведения страховых компаний и страхователей. Это большая проблема, и страховой рынок не активизируется, страховщики, видимо, считают, что спрос может быть слабый.

Виктор Четвериков: В общем, надо понимать, что страховой компании отказать кому-то сложно, потому что это все-таки бизнес, они не хотят отказываются от существенного дохода. Но есть и передовые компании, акционеры которых понимают, что основная финансовая нагрузка при трансформации экономики ляжет на их плечи в конкретных цифрах ущерба. И многие стали задумываться над этим.

Павел Самиев: Там еще вопрос перестрахования, потому что, так как у нас сложно с этой статистикой, с большими данными по климатическим рискам, нам будет сложнее перестраховывать международные рынки, потому что перестрахование базируется на том, что некоторые регионы очень хорошо понятны и предсказуемы.  

Виктор Четвериков: Все верно. У нас пока с этим проблемы. 

Павел Самиев: Изменение климата помимо прочего бьет по российской вечной мерзлоте, где расположены основные источники добывающей промышленности. Там дома просто складываются, когда тает мерзлота, на которой стоят сваи. То есть из-за потепления в тех городах, которые находятся в этой зоне, будет полный коллапс.

Виктор Четвериков: Я больше скажу, все эти риски и экологические катастрофы как раз связаны с зоной вечной мерзлоты, где у крупнейших предприятий нефтегазового сектора расположены производства. Поэтому для нас это может быть связано с промышленными катастрофами. Перенести оттуда производства быстро невозможно, так же как и создать какие-то условия, чтобы там стало безопасно. Надо что-то построить заранее, потом закрыть старое, запустить новое. Это очень серьезные деньги и затраты. Я думаю, проблема должна решаться на государственном уровне. Наверное, сами компании не смогут ее решить. Но акционерам важно уже сейчас понимать сложность стоящих задач и начинать, пусть малыми шагами, работу сейчас. Важно действовать.

* Беседа состоялась 8 июня 2021 года в рамках цикла разговоров Future_Finance, совместного проекта экономического факультета МГУ, аналитического центра «БизнесДром» и журнала «Банковское обозрение».