Финансовая сфера

Банковское обозрение


  • Мы не за снижение регуляторной нагрузки, мы — за ее эффективность
02.07.2020 Аналитика

Мы не за снижение регуляторной нагрузки, мы — за ее эффективность

Каких изменений ждать рынку взыскания из-за новой редакции Закона № 230-ФЗ о коллекторах? Зачем России институт частных судебных приставов, почему финансовый омбудсмен не может рассматривать жалобы граждан на действия кредитных организаций и взыскателей? Как необходимо изменить Закон о кредитных каникулах? На эти и другие вопросы отвечает президент Национальной ассоциации профессиональных коллекторских агентств (НАПКА) Эльман Мехтиев


Портфели молодеют

Эльман Мехтиев— Эльман, в январе — мае 2020 года рост просроченной задолженности по кредитным картам увеличился в 110 раз по сравнению с аналогичным периодом 2020 года. Каковы прогнозы по динамике на ближайшее время и в среднесрочной перспективе?

— При оптимистическом сценарии развития просроченная задолженность вырастет на 10%, поскольку принятые краткосрочные меры поддержки граждан и бизнеса возымеют действие. Если же начнется вторая волна пандемии, то прогнозы станут бессмысленными: вторая волна будет иметь более тяжелые последствия как для экономики, так и физических лиц. Каждое замедление экономики — еще более тяжелый выход на и без того неуверенную кривую роста. Если же второй волны не будет, на что мы очень надеемся, в августе-сентябре рынок начнет восстанавливаться и объем просроченной задолженности будет постепенно снижаться. 

— Рынок цессии своеобразно отреагировал на пандемию: растет стоимость портфелей, выставляемых на торги, но в то же время количество покупателей снижается. Как вы прокомментируете этот тренд?

— Ничего удивительного в этом нет. С одной стороны, все решили попридержать продажи, потому что просто не до этого, нужно решать нестандартные задачи: сначала переводить всех на «удаленку», потом — выводить из нее. Продажа портфелей — большая работа: подготовка, информирование потенциальных покупателей, проведение торгов, информирование физлиц. Так что предложений в первые две недели карантина практически не было, но как только поняли, что карантин — не помеха работе, рынок цессии стал подавать признаки жизни. С другой стороны, «переговоров» желающих купить портфели просроченной задолженности кредитных организаций и МФО немного — никто не понимает, как будет вести себя экономика. В этой ситуации единицы, все-таки решившиеся купить просроченную задолженность, вынуждены идти на повышение цены. Это классическая ситуация, когда предложений меньше, чем спроса. Если будет больше предложений, а спрос останется тем же, цены пойдут вниз. Но я не жду резкого изменения цены по сравнению с временем до наступления пандемии, если только банки и МФО не начнут продавать более «молодые» портфели. А такая тенденция, кстати, есть. В бытность моей работы в банковском секторе нормой считалась продажа портфелей с просроченной задолженностью два года, сегодня это уже год, и есть случаи, когда банки предлагают к продаже полугодовую просроченную задолженность. 

Вам шашечки или ехать?

— Как вы оцениваете новую редакцию Закона № 230-ФЗ? Предложения НАПКА в целом были учтены?

— Один из споров между Ассоциацией и теми, кто предлагает изменения, состоит в том, что Закон о регулировании деятельности, пусть даже в такой неоднозначной сфере, не должен и не может быть только «о защите прав одних от прав других». Закон должен регулировать деятельность, в том числе и защиту прав всех участников при осуществлении данной деятельности. Поэтому НАПКА предлагает ряд изменений, начиная от названия Закона, который сейчас звучит как «О защите законных интересов физических лиц при осуществлении деятельности по возврату просроченной задолженности», и заканчивая, уточнением терминов, касающихся защиты бизнеса от избыточного регуляторного давления. 

— Приведите, пожалуйста, примеры избыточного регулирования. 

— Их много. Например, у компании сбились настройки автоматического дозвона, и она, вместо того чтобы за Урал звонить по местному времени, звонила по московскому, это, без сомнения, нарушение Закона. Но в Москве или центральной полосе России все происходило по корректному местному времени. Почему в этом случае руководитель территориального управления ФССП в Сибири или на Дальнем Востоке может запретить деятельность федерального коллекторского агентства по всей стране за нарушения, сделанные в регионе. Логично запретить звонить на территории того округа, где было зафиксировано нарушение. Если же запрещать деятельность компании по всей стране, то это решение должно приниматься в Москве и не территориальным управлением, а центральным аппаратом, как сказали бы в бизнесе. 

Еще один нелогичный момент — новая редакция Закона предполагает оставить то же самое ограничение количества звонков, сообщений и встреч, не уточняя, например, такое понятие, как «встреча». Или еще — в действующем Законе написано «не более двух звонков в неделю», но понятие «неделя» не прописано. Казалось бы, зачем это? Любой человек знает, что неделя — это с понедельника по воскресенье. Однако некоторые территориальные управления судебных приставов подают на коллекторов в суд за то, что те звонят должникам в пятницу, понедельник и вторник, мотивируя это тем, что между пятницей и вторником менее семи календарных дней. Но, позвольте, пятница относится к одной неделе, а понедельник и вторник — к другой. Эти правовые уточнения вроде кажутся мелочевкой, но коллекторские агентства вынуждены оспаривать их в судах, тратя на это ресурсы. И такие неточности Закона, вольно или невольно, используются для создания дополнительной регуляторной нагрузки на бизнес, давления на поднадзорные организации.

Радует, что Минюст учел заранее некоторые такие нюансы и в предложениях по изменению текста Закона есть и те, что касаются календарных недель.

В диалоге со многими надзорными органами часто хочется спросить: вам шашечки или ехать? Почему-то, когда речь идет о защите прав физических лиц, исходят из того, что главное — наказать нарушителя. Но разве это прежде всего важно для человека, подавшего жалобу? Ему важнее, чтобы его нарушенные права были восстановлены. Всегда есть две части решения — восстановление прав и наказание. Если можно удовлетворить жалобу, восстановив права обратившегося качественнее и быстрее, без запуска карательного механизма, который отвлечет силы надзорного органа и банка, МФО или коллекторского агентства от реального решения проблемы гражданина, то, может, лучше учесть в первую очередь его права и не спешить карать провинившихся, если, конечно, речь не идет об угрозе жизни, здоровью или имуществу? Исходя из этой логики мы предложили достаточно кардинальное изменение парадигмы контроля: если в обращении физического лица речь не идет об угрозе жизни, здоровью или имуществу, то надзорные действия должны осуществляться только при повторном обращении гражданина. А при первом обращении в надзорный орган он подает жалобу на рассмотрение самой компании, на которую пожаловались. Надзорный орган направляет копию жалобы в компанию и уведомляет физлицо о передаче жалобы. Далее в течение 30 дней компания отвечает одновременно надзорному органу и гражданину, после чего последний имеет право еще в течение 30 дней обратиться с повторной жалобой в надзорный орган, что он не согласен, и только в этом случае его жалобу будет рассматривать надзорный орган. ФССП официально признал, что в прошлом году только 15% жалоб были обоснованными, по нашей статистике — еще меньше, 11,5%. 

Давайте рассмотрим пример США, где, как известно, граждане жалуются и подают в суд на все — от горячего кофе в Макдональдсе до рака из-за курения сигарет. Так вот, в Штатах действует аналогичный механизм — жалобы на финансовые организации рассматривают сначала сами финансовые институты. И 70% подтвержденных кейсов, где действительно признана обоснованность обращения, не возвращаются в надзорный орган. Представьте, если передать право рассматривать жалобы компаниям, какая это экономия бюджетных средств и какое уменьшение нагрузки на надзорные органы. Но есть и вторая сторона медали, которую в этот Закон нельзя вписать. Это тема иного, специального Закона о защите прав потребителей финансовых услуг, которого у нас нет, и публичности поведенческого надзора. В США в два клика на сайте единого органа поведенческого надзора в сфере финансовых услуг (www.cfpb.gov) можно найти в открытом доступе базу данных в более чем миллион строк, где собраны все обращения потребителей, но, конечно, без имен и других персональных данных. На сайте легко увидеть, на кого, почему и как часто жалуются потребители финансовых услуг, а также насколько часто на компании поступают повторные жалобы от тех же физических лиц. Посмотрев эту статистику, потребитель пойдет за кредитом в тот банк, на который меньше всего жалуются и у которого ниже других уровень «повторных» жалоб. Здесь начинает работать репутационное давление. Регулятору даже делать ничего не надо, кроме как вывести эту базу обращений в публичное пространство и обновлять ее. 

Кроме того, данный механизм дает серьезный повод для анализа самому регулятору. Если по одному и тому же финансовому продукту поступает множество обращений от граждан на разные финансовые организации, не значит ли это, что нужно выходить на консультацию с рынком, с бизнесом, уточнять, что не так, и менять при необходимости законодательство? 

Финомбудсмен — институт гражданского общества или надзорный орган?

— Почему финомбудсмен не может рассматривать жалобы на взыскателей, банки и МФО, как это предлагают некоторые ваши оппоненты?

Желающих купить портфели просроченной задолженности кредитных организаций и МФО немного — никто не понимает, как будет вести себя экономика

— А вы посмотрите закон об институте финомбудсмена. Он позволяет рассматривать только имущественные споры между физическим и юридическим лицом. А какой имущественный спор, если нахамили по телефону? Изначально концепция финомбудсмена развивалась как институт гражданского общества, осуществляющий защиту прав потребителей финансовых услуг во внесудебном порядке. Но из-за того, что самое большое количество жалоб приходилось именно на ОСАГО, было решено, что финансовый уполномоченный начнет работу не с защиты прав заемщиков, а с урегулирования споров по ОСАГО. Если бы в стране было достаточно инструментов, позволяющих решать жалобы по ОСАГО, то можно предположить, что с большой вероятностью и самого Закона не было бы. В 2010 году при Ассоциации российских банков этот институт создавался банками и как инструмент снижения потока жалоб граждан в надзорные органы. Вместо изначальной идеи создания института гражданского общества, эффективно решающего проблемы и потребителей, и кредиторов, мы имеем риск получить еще один инструмент надзора. Кстати, МФО уже попадают под Закон об омбудсмене, а банки еще пока нет. А какие имущественные споры могут быть с МФО? О том, что они слишком много процентов начислили? «Верните мне уплаченные проценты»? А сколько реально таких обоснованных кейсов может быть? Поверьте, число близко к нулю.  

Кодекс этики и приставы-частники

— Как вы оцениваете Закон № 106-ФЗ об изменениях предоставления кредитных каникул из-за пандемии?

— Выскажу свое личное мнение, поскольку с рынком это нигде не обсуждалось. Я не понимаю, почему Закон нужно было принимать в такой спешке, если он имеет обратную силу и может быть направлен на ситуацию, произошедшую с заемщиком до вступления Закона в силу. Президентом был определен срок принятия Закона до 20 апреля, его приняли уже 3 апреля. Почему нельзя было поработать над ним еще недельку-две? Мне на днях рассказали про парадоксальную ситуацию. Человек приходит в МФО и просит каникулы по Закону № 106-ФЗ. Ему должны дать эти каникулы, но при анализе документов выясняется, что ставка, определенная по Закону на время каникул в две третьих среднерыночной, выше, чем его существующий процент за пользование займом. Что теперь — отказывать человеку в каникулах? Мое мнение — нужно в августе-сентябре проанализировать результаты работы Закона № 106-ФЗ и вносить положительную практику в Закон № 353-ФЗ, где значительно более взвешенно прописаны подходы к теперь уже «классическим» ипотечным каникулам. Каникулы должны быть, а COVID — нет.

— Расскажите о кодексе этики, принятом НАПКА. Он как-то дорабатывается в последнее время из-за турбулентной ситуации на рынке?

— Недавно на онлайн-конференции «Взыскание в условиях глобальной нестабильности», которую проводила НАПКА, представитель ФССП сказал, что число профучастников рынка растет: в конце 2019 года их было 292, сегодня — 314. Я помню, пару лет назад компаний, состоящих в реестре, было чуть более 200. То есть количество игроков растет, а в НАПКА всего 40 организаций, которые, правда, контролируют 90% рынка. Но почему так? Почему не вступают в НАПКА? Потому что у нас жесткий кодекс этики, который даже жестче, чем Закон № 230-ФЗ и разбирающий все обращения граждан в Контрольный комитет? Например, в нашем Кодексе этики есть норма, что при цессии член НАПКА должен соблюдать все те нормы и требования, которые накладываются на первоначального кредитора. То есть если кредитор в своей работе исходит из каких-то дополнительных стандартов, то и покупатель портфеля должен подписаться под тем, что он их будет соблюдать. А в 230-ФЗ этого положения нет, как и в Гражданском кодексе. Так что повторю: мы не за снижение регуляторной нагрузки, а за то, чтобы сделать ее эффективной. Мы хотим, чтобы был такой надзор, который обеспечит эффективную защиту прав потребителей и позволит законопослушному бизнесу расти и развиваться. 

— Минфин выступил с инициативой создания института частных приставов. Как вы оцениваете перспективу и необходимость этого?

В НАПКА жесткий кодекс этики, который даже жестче, чем Закон № 230-ФЗ и разбирающий все обращения граждан Контрольный комитет

— Эта инициатива прозвучала как предложение для возможной оптимизации бюджета. Считаю, что идея правильная, но сначала нужно повысить эффективность существующей государственной системы судебного взыскания. Откуда пошло выражение «охотники за головами»? Первоначально в Америке оно относилось совсем не к рекрутингу, а к частным приставам, которые искали после решения суда тех, кто фактически избежал правосудия. Это повысило эффективность взыскания, сделало закон неотвратимым, так как оплату они получали «по факту». А у нас как? По 229-му закону Служба приставов может получить исполнительский сбор, который составляет 7% вне зависимости от того, сколько они взыскали. Например, должен человек по суду 1 млн рублей, с него взыскали 100 тыс., и откуда удержат те самые 70, которые он должен за исполнительский сбор? В бизнесе вы бы спросили: а где мотивация добиваться лучших показателей? Предложенная ранее модель повысить сбор до 10%, из которых 7% пойдет в бюджет, а 3% останется в ФССП, — тоже не работает. Было «5+2», и ничего не изменилось... Все бюджетные организации получают и перечисляют средства в госбюджет, в один карман. Мотивацию системе исполнительного производства можно вернуть, только если исполнительский сбор составит хоть те же 7%, но не от суммы к взысканию, а от суммы взысканного. Тогда и при взыскании 100 тыс. вместо миллиона государство получит 7 тыс. вместо 70. При этом можно сделать и «лесенку»: закрыл пристав задолженность в первые три месяца — сбор составил 7% взысканной суммы, за полгода — 5% суммы, в течение года — 3% суммы. Там много чего еще можно сделать, в том числе и для того, чтобы сами должники были заинтересованы в «выходе» на мировое соглашение.

Что же касается института частных приставов, то инициатива очень уместная. Наши с вами налоги должны идти на развитие медицинской системы, на закупку лекарств для детей, на сбор долгов в бюджет, на взыскание «социальных долгов» (алименты и т.п.). Но почему именно налогоплательщик должен оплачивать на основании решения суда затраты на взыскание средств крупного банка с крупного предприятия? Тем более если он ни в этом банке не работал, ни продуктами этой компании не пользовался. Дайте истцу право после решения суда самому выбрать того, кто в рамках закона будет более эффективен. Как вы думаете, на кого он укажет? На того, кто получает 7% суммы иска, или на того, кто получит 10%, но от суммы взысканного? 






Читайте также

Новости Новости Релизы